Сергей Залыгин - Заметки, не нуждающиеся в сюжете

Когда я был у Солженицына в Вермонте и мы беседовали с ним на антресолях, на втором этаже, он несколько раз подбегал к лестнице и кричал на первый:

– Наташа! Наташа! Ты только подумай – у нас с Сергеем Павловичем абсолютно одинаковые точки зрения!

Это радовало меня от души. Только с некоторым примечанием: еще бы наши точки не сходились, если они не могли разойтись – переубедить А.И. хотя бы и в самой малости было делом абсолютно невозможным. Я понял это через пятнадцать минут после начала нашего долгого разговора и принял единственно возможное поведение – ни словом не возражать, только слушать и слушать. Это было очень интересно, очень мне нужно. А то, что великий человек не придает значения неким малым малостям, – какое имеет значение?

Когда разговор зашел о его возвращении на Родину, я попробовал усомниться в этой необходимости. Он как будто даже и рассердился, когда я спросил его:

– А как вы будете с телохранителями?

– С какими еще телохранителями?! – очень удивился он.

– С обыкновенными. И на даче будут вам необходимы. А может быть, и при поездках в Москву.

Он махнул рукой: дескать, дело не стоит слов.

По случаю моего приезда Солженицыны на два дня раньше срока стали отмечать масленицу. За столом – блины, икра, водочка, а ну – кто больше примет? Я принял девять, А.И. – семь блинов. Мне показалось, это его удивило, и он ушел спать.

Вот уж кто вызвал у меня удивление, так это Наталья Дмитриевна. (А ее мама – Екатерина Фердинандовна еще и еще!) Совершенно невероятные и женская мощь, и нежность. Что-то сказочное, при том, что нет ни малейшего чувства не только жертвенности, но хоть какой-то необычности самих себя.

Явление некрасовское, но как бы и еще более естественное, чем в те, в некрасовские и в пушкинские, времена.

А ведь это разумно, что Солженицыных так немного – экология! Представим себе, что слоны размножались бы, как зайцы? Как мыши? Как люди?

Ничего подобного: детеныш у слонов один, срок беременности слоних – 22 месяца, периодичность рождения – чуть ли не восемь лет (!), срок жизни – семьдесят-восемьдесят лет и не более. Чем не экология?

История борьбы против переброски – это наше общество, наша власть того времени в миниатюре. Мне кажется, нас, тех, кто был против, эта борьба научила немногому, может быть, и ничему. Мы взяли верх и естественно решили: вот она какая, перестройка-то – доступная. Ясная, гласная, прекрасная! Ну и дураки! Перебросчики же на этой проблеме, на этом опыте построили для себя стратегию дальнейшего поведения.

В застойные времена они строго следили за тем, чтобы в их ряды не “просочился” кто-то посторонний, не до конца ими обработанный, “чужой”. Когда в аппарат Минводхоза (а всего это два млн. человек) в те годы принимали нового специалиста, устраивалось собеседование. Один из первых вопросов: как вы относитесь к Залыгину? Конечно, несмотря ни на что там были и мои единомышленники, они писали мне, я был в курсе минводхозовских дел, хотя никогда с ними не встречался.

После отмены проекта переброски (ПП), его создатели будто бы присмирели, но это – не так, они приватизировали огромные материальные средства, учинили всякого рода концерны и концессиумы и теперь ждут своего часа. Им нужна монополия государства, без нее они ни от кого не получат таких заказов, как Волга – Чограй, как Волга – Дон-2. Очень долго надо ждать, очень (несколько поколений), пока частные фирмы закажут строителям-водохозяйственникам объекты в одну десятую, хотя бы в одну сотую от тех объемов, которые еще вчера им заказывало государство. (Кстати говоря, такие заказы могут появиться и при экологической катастрофе.)

Надо было как-то противодействовать новому их появлению на сцене. Я уже писал: 23.Х.93 мы (я, академик Д.С. Лихачев, академик А.Л. Яншин) выступили в “Известиях” со статьей “Среда вымирания”. Первым прислал в “Известия” протест министр Данилов-Данильянц. Редакция “Известий” и ухом не повела. Тут двинул протест Г.В. Воропаев – в суд грозился подать. Суть дела он увидел в том, что мы препятствуем его прохождению в члены АН РФ (это так – на предыдущих выборах Яншин и я помогли его завалить).

Г.В. Воропаев – главный теоретик переброски, ее представитель в АН СССР, а теперь и в АН РФ. Это – надежда современных перебросчиков. Верить ни одному слову этого человека нельзя, он и сам давно лишен чувства истины, хотя и неглуп, деятелен, умеет сказать, но все это – во вред подлинной сути дела. Я встречался с ним еще в комиссии Яншина при обсуждении проекта Ржевского водохранилища. Я ему враг № I.

Осенью 1991 года он затеял было дискуссию со мной в газете АН “Поиск”. Набор его статьи редакция “Поиска” прислала мне и Яншину с предложением открыть дискуссию. Яншин написал ответ, я тоже, но с преди-

словием в виде письма ко мне редактора “Поиска”, в котором тот говорил, что Воропаев, в общем-то, подлец, но это все равно не мешает открыть с ним дискуссию. После этого редактор мне звонил, извинялся, публикаций и дискуссий не было.

Однако это ничуть не помешало Воропаеву вскоре прийти ко мне в “НМ”: ну и правильно, и хорошо, а я вам очно объясню свою позицию, а вы, надеюсь, меня поймете и поддержите мою кандидатуру на выборах в АН.

И стал меня просвещать – какой он хороший, честный и умный. Графиков при нем куча, схем, таблиц, из которых следует: ну да, переброска в настоящий момент неосуществима, но в принципе она очень хороша, а будущим поколениям она необходима. Начинать же нужно сейчас, немедленно.

Я: если мы такие бедные, немощные, так зачем нам технические проекты будущего? Единственно, что мы можем для будущих поколений сделать, так это сберечь для них природу. А они сами разберутся, как этой природой воспользоваться. У них будут другие возможности, другие экономические и геополитические условия. Мы этих условий не знаем и, не зная, будем для них проектировать глобальные мероприятия? При разговоре – часа три-четыре – Воропаев глаз с меня не спускал и улыбки тоже, и я вспомнил, про него говорят – гипнотизер. Стали прощаться. В дверях он оглянулся: надеюсь, я вас убедил?

– Убедили в своей неправоте, и еще раз я убедился в своей правоте!

Надо было видеть его лицо! Он вернулся, стал в упор смотреть на меня, как на сумасшедшего. Снова сел – продолжить разговор. Я отказался.

Между прочим, гипнотизеры, с которыми я сталкивался, никогда не могли на меня повлиять. Больше того, если гипноз был групповым, они быстро распознавали меня и просили выйти, не мешать.

Вернусь к “Известиям”, к публикации “Среды вымирания”. Я принял участие в подготовке редакционного ответа Воропаеву. Он в своем письме изложил два взаимоисключающих тезиса: он никогда не менял своих взглядов, он никогда не был сторонником ПП, относился к нему критически. Не удивительно ли? Ведь уже и после отмены проекта он опубликовал в “Правде” статью “Проекту жить”!