Вячеслав Бобров - Переводы польских форумов за 2008 г.

Р.М.:Вы говорите, что артистов допускали редко. Мы, однако, знаем, что Сталин интересовался литературой, что часто бывало губительно для писателей.

П.В.:Он по-своему ценил людей искусства, вообще, у него был хороший вкус, и он умел распознать талант. А если был не уверен, то спрашивал. Отсюда и вопрос к Пастернаку: великий ли поэт Осип Мандельштам. К сожалению, не понявший важности вопроса Пастернак этого не подтвердил, и Мандельштам попал в лагерь. Один из величайших композиторов XX века, Дмитрий Шостакович, бывал в опале, но Сталин всегда позволял ему удержаться на поверхности. Он очень ценил Михаила Булгакова, писателя, в конце концов, антисоветского. На «Белой гвардии» в театре он бывал, кажется 13 раз.

Р.М.:В самом деле?

П.В.:В театре Станиславского у него была ложа, закрытая портьерой, и ещё в 30-е годы он бывал там регулярно. Вы знаете, Сталин был хорошо образованным человеком…

Р.М.:Да он даже семинарию не закончил!

П.В.:Фактически, он её закончил, а в ту пору это была единственная средняя школа в Грузии. Уровень тогдашних гимназий соответствовал многим современным университетам. Несомненно, Сталин был самоучкой, но столь же несомненно, он был интеллигентом. Очень много читал, главным образом, интересуясь русскими гуманитарными науками, историей, социологией, художественной литературой. Читал также специально для него переведённые все новинки, в том числе и антисоветской литературы. Также Сталин ценил кино…

Р.М.:Важнейшее из искусств…

П.В.:Этих слов Ленин не говорил, во всяком случае, они нигде не были записаны, но Сталин, действительно, смотрел все новинки и интересовался кинематографом.

Р.М.:Ленин и Гитлер были киноманами. Ким Ир Сен тоже, только Ким Чен Ир довольствуется шведскими порнофильмами…

П.В.:Великие диктаторы признают гигантскую пропагандистскую роль кино. Особенно в Советском Союзе, с его неграмотным населением, только фильмы и плакаты могли исполнять роль пропаганды.

Р.М.:Вы сравниваете Сталина с Александром III. Так был ли Сталин российским патриотом? После Второй мировой войны он доказал, что изменил систему управления, но осталась имперская Россия с её патриархальностью и государственным антисемитизмом. Что характерно, преемники Сталина, Хрущёв и Брежнев, пытались создать советский народ и даже узаконить это явление.

П.В.:Без особых успехов.

Из своих поездок в Советский Союз я помню глубокую неприязнь русских к советизму. Когда в конце 70-х я уезжал из Москвы, меня на вокзал провожали два русских историка и один украинец. Поезд всё не уезжал, так что они заговорили о Львове и начали горячо убеждать украинца, что этот город должен вернуться в Польшу. Чистый сюрреализм: Брежнев в самом расцвете, а русские кричат, что украинец — примитив, а Польша с Россией всегда как-нибудь договорится. В другой раз в Москве я был на каком-то турнирном матче «Динамо-Киев» с немецкой командой. Все знакомые болели за немцев!

Р.М.:Но ведь «Динамо» было совершенно русское.

П.В.:Не русское — советское. А они, круг творческой интеллигенции, не признавали существования Советского Союза.

— Какие же они наши? — говорил один из моих знакомых. — Я — литовец, этот — еврей, тот — грузин, и что, «Динамо» — это наши?

Р.М.:Поговорим о том, как жили местные секретари.

П.В.:Первый секретарь республики или области — это был такой маленький сатрап.

Р.М.:Как русская матрёшка: больший Сталин и сталинята поменьше — республиканский, потом областной, районный и так далее?

П.В.:Именно так это и выглядело. Провинцией правил местный партийный руководитель, которому подчинялся чиновничий аппарат, а формально — даже КГБ. Естественно, имея опыт большой чистки, жил в некотором страхе, потому что никогда не мог быть на сто процентов уверен в теоретически подчинённом ему начальнике КГБ.

Р.М.:Сколько было членов ЦК?

П.В.:Около 150 человек.

Р.М.:Так мало?!

П.В.:Это же не Китай. Это только там для одного из польских официальных гостей пед хор генералов из нескольких десятков человек (смеётся). Понятно, что в стране, где было несколько десятков тысяч генералов, можно было найти несколько десятков с музыкальными способностями.

Р.М.:Несколько десятков тысяч генералов?

П.В.:В Советском Союзе их было пять тысяч, а Китай всё-таки в несколько раз больше.

Р.М.:Вернёмся к ЦК. Были там какие-нибудь рабочие?

П.В.:Что вы! Исключительно аппаратчики, после войны добавили нескольких интеллектуалов, двух-трёх писателей, артистов, вот и всё.

Р.М.:Однако, в ПОРП всегда было несколько дежурных ткачих или шахтёров в ЦК.

П.В.:Не всегда, не всегда. Только после 1968 года, при позднем Гомулке, появились первые рабочие. Раньше бывали, конечно, люди необразованные, но они исполняли административные функции, это была их работа.

Р.М.:Вернёмся к Советскому Союзу. Как жили областные секретари, то есть — при соблюдении пропорций — примерно как наши воеводские?

П.В.:Роскошь их жизни часто бывала больше, чем в Москве. Если такой секретарь сидел на Чёрном море, то у него были свои пляжи, яхты, катера, виллы. В свою очередь, Ю в азиатских республиках это имело восточный привкус, а республиканские секретари имели своих рабов. Точно копировали феодальные, племенные обычаи, потому что Москва довольно быстро решила, что эти республики невозможно полностью советизировать.

Р.М.:То есть происходила советизация в местном варианте.

П.В.:Конечно. Во время приёмов местные партийные дамы сидели за своим отдельным столом, даже если среди гостей из Москвы или из-за границы были женщины.

Р.М.:Но они могли сидеть с мужчинами?

П.В.:Женщина-гость исполняла функцию почётного мужчины, поэтому могла. Брежнев ввёл столь милый всем принцип пожизненного правления, а в азиатских республиках он начал вводить династическую систему. Все они жили, как удельные князья, с невольниками, гаремами, и вся большевистская революция свелась к тому, что один клан заменил другой, потому что записался в партию.

Р.М.:Как одевалась советская элита?

П.В.:При Сталине в мундиры, а потом — в костюмы. Точно такие, какие были в Европе за тридцать лет до того (смеётся). Перемены наступили только при Горбачёве. Ко всему этому какая-нибудь страшная шляпа на голове, потому что в Москву нельзя было приехать без головного убора, считалось неприличным.

Р.М.:А зимой эти странные каракулевые шапочки.