Алексей Цветков - Антология современного анархизма и левого радикализма

Было бы весьма прискорбно, если бы деколонизированные страны сбросили иностранное иго только с тем, чтобы попасть в ловушку политической или религиозной паутины. Необходимым условием их эмансипации является «полное уничтожение всякой веры масс в возможность божественной или человеческой власти». Вопрос национальности исторически второстепенен по сравнению с вопросом социальным; изолированная национальная революция победить не может. Социальная революция неизбежно становится мировой революцией.

Бакунин предвидел, что вслед за деколонизацией последует все более широкая федерация революционных народов: «Будущее за созданием европейско-американского международного союза. Затем, уже значительно позже, эта великая европейско-американская нация сольется с африканскими и азиатскими частями».

Таким образом, наш анализ приводит нас в самую середину двадцатого века.

Прошло уже некоторое время с тех пор, как я впервые подумал, что вижу среди французской молодежи зачатки либертарианской революции. Я был среди тех, кто наблюдал с интересом и, признаюсь, состраданием за тем, как разворачивался гротескный конфликт между молодыми рабочими, обществом, полицией и взрослыми вообще: я имею в виду знаменитые «черные куртки» [15], организованные банды с рабочих окраин.

Но, как я отметил, и помимо этих антисоциальных молодых людей наша молодежь, в общем, не имела сильной привязанности к кому бы то ни было. Ее очевидный скептицизм не носил характера оторванности от мира или дилетантизма; в нем не было нигилизма, а было лишь комплексное неприятие ложных ценностей старших, будь то буржуа, опьяненных иерархией и властью, или сталинистов, новых иезуитов, слепо подчиняющихся слепо подчинившимся.

В 1958 г. во время дебатов на французском радио, посвященных молодежи, я заявил: «Социализм в сердцах молодых все еще жив, но, чтобы увлечь их за собой, он должен порвать с трагическими ужасами сталинизма и предстать в либертарианском обличье». На следующий год я опубликовал собрание сочинений под названием «Jeunesse du Socialisme Libertaire» [16] и в предисловии так обратился к молодежи:

«Эти сочиненья посвящаются вам, молодые люди сегодняшнего дня. Я знаю, что вы поворачиваетесь спиной ко всем идеологиям, всем из-мам, которые из-за ошибок ваших отцов превратились всего лишь в пустые звуки. Я знаю, что вы с бесконечным подозрением (и, увы, небезосновательно) относитесь ко всему, связанному с «политикой». Я знаю, что солидные старики, которые ломали головы над проблемой общества в девятнадцатом веке, вам кажутся скучной рухлядью. Я знаю, что вы с оправданным скептицизмом относитесь к «социализму», который так часто предавали и так неумело латали его сторонники. Ваш ответ хорошо сформулирован в тех откликах, которые получил по результатам опроса журнал Nouvelle Vague: «Социалистическое будущее нежелательно, поскольку оно означает полное подчинение человека политической идее, государству».

Вы говорите, что в социализме вас отталкивает не возможность отменить эксплуатацию человека человеком, а «бюрократия и чистки».

Иными словами, вы бы приняли социализм, будь он настоящим, аутентичным. Большинство из вас очень сильно переживает по поводу социального неравенства, и многие среди вас знают, что «капитализм обречен». Больше того, вы страстно привязаны к свободе, и один из вас пишет, что «французская молодежь все более анархична». Вы, сами не зная того, стали либертарианскими социалистами; в отличие от изжившего себя, обанкротившегося авторитарного и тоталитарного якобинского социализма, либертарианский социализм отмечен печатью молодости. Не только из-за того, что в нем секрет будущего, единственно возможная рациональная и человеческая альтернатива экономическому режиму, осужденному веками истории, но и потому, что он соответствует глубинным, хотя и запутанным, стремлениям сегодняшней молодежи. А без вашей поддержки, без вашего участия было бы пустым занятием пытаться перестроить мир.

Один из этих молодых людей написал: «Думаю, еще до своей смерти я увижу крах этой цивилизации». Я хотел бы, чтобы мне было дозволено пожить достаточно долго, чтобы успеть поучаствовать в этой гигантской расчистке мусора вместе с вами. Надеюсь, что те аргументы, которые я приведу в этой работе против ложного социализма, дадут вам еще материала для того, чтобы построить более свободное и справедливое общество — с новыми силами и новым энтузиазмом, свободным от скепсиса».

Майская революция 1968 г. во Франции полностью подтвердила это предсказание. Из всех углов молодежью была выметена паутина, и это были не только студенты, но и юные борцы рабочего класса, объединенные возрастом и отчужденностью. В университете, так же как и на фабрике и в профсоюзе, диктатуре взрослых был брошен вызов: перчатка легла к ногам университетских магистров, фабрикантов, начальников профсоюзов. И диктатура эта основательно пошатнулась. Происшедший взрыв был подобен удару грома, он нес разрушения и по характеру был совершенно либертариански-социалистическим.

Толчком послужила критика — не только буржуазного общества как такового, но и постсталинского коммунизма, — она в университетских кругах достигла дотоле небывалой остроты. Эта критика, в свою очередь, была стимулирована отречением, выраженным в La Misure en Milieu Etudiant [17] небольшой группой ситуационистов, и вдохновлена восстаниями студентов в нескольких странах, а особенно в Германии.

Вооружившись готовностью перейти от слов к действиям, нарочито пренебрегая законом, занимая рабочие места, бунтовщики не боялись отвечать на насилие репрессий революционным насилием; они бросили вызов всему существующему мироустройству, всем структурам, всем идеям; они отринули монологи профессуры с таким же негодованием, как и авторитарность своих нанимателей; они отреклись от культа личности и настояли на анонимности и коллективности; за несколько недель этот подъем молниеносно обернулся переходом к истинной демократии, диалогом тысяч голосов, общением всех и вся.

Она жадно пили из фонтана свободы. На всех их встречах, на всех собраниях каждому человеку было дано право полной свободы на выражение своего мнения. Площади превратились в амфитеатры, машины остановились, и участники обсуждения сидели на тротуарах, неспешно и подробно вырабатывая стратегию будущей уличной войны. Этот революционный пчелиный рой набирал себе сторонников в суде, в коридорах власти, в аудиториях Сорбонны. Здесь каждое без исключения революционное течение могло выставлять и продавать свою литературу.

Либертарианцы воспользовались этим моментом свободы, чтобы отказаться от своего прежнего, узкого взгляда на мир. Они боролись бок о бок с революционерами-марксистами авторитарного уклона, не сводя старые счеты, временно забыв о прошлых недомолвках. Черный стяг реял рядом с красным, без конкуренции, без конфликта, по крайней мере в течение самой острой фазы конфликта, когда братство сплотило всех под знаменами борьбы против общего врага.