Элвин Тоффлер - РЕВОЛЮЦИОННОЕ БОГАТСТВО

Речь не о том, чтобы умалить трагедию бедности XXI века. Тем не менее путешественник во времени, который переместился бы из XVII века в наше время, был бы поражен не тем, как бедны люди, а каким огромным и невероятно богатым стало человечество.

Прибыв из мира, где население в 500000000 человек страдало то от голода, то от моровой язвы, этот путешественник был бы поражен тем, что сегодня на Земле могут существовать более шести миллиардов человек, включая более 3,5 миллиарда тех, чей доход выше двухдолларовой черты бедности.

До промышленной революции ужасающая бедность была приметой не только Африки, Азии или Латинской Америки. По словам историка Фернана Броделя, во французской провинции Бовэзи в XVII веке ежегодно умирали более трети детей. Только 60 процентов детей доживали до 15-летнего возраста.

Бродель описывает Европу, опустошавшуюся чумой и голодом. Бедняки наводняли города, нищенствуя и воруя, чтобы не умереть от голода. Детей, жен, больных и стариков оставляли в деревнях, обрекая их на верную смерть.

Лауреат Нобелевской премии историк-экономист Роберт Фогель указывает на то, что «энергетическая ценность типичной диеты во Франции в начале XVIII века равнялась таковой в Руанде 1965 года — самой недоедающей на тот год стране».

И это касается не только Франции. На протяжении 10000 лет только незначительная часть населения планеты была обеспечена на уровне, превышающем минимальный, необходимый для выживания, и самые богатые в мире страны были только вдвое богаче самых бедных.

Если так было повсюду, при всем разнообразии народов, культур, вероисповеданий и методов обработки земли, можно заключить, что в определенный момент крестьянское сельское хозяйство достигло предела производительности.

Только после того как индустриальная система богатства начала вытеснять аграрную, значительное число народонаселения стало выбираться из крайней нужды.

Это обстоятельство заставило экономистов и политиков прибегать к стандартному рецепту, который и теперь все еще называется «развитием» или «модернизацией» и представляет собой стратегию перевода рабочей силы и экономики от низкопродуктивного, дающего низкую прибавочную стоимость сельского хозяйства, к более производительному промышленному производству с более высокой прибавочной стоимостью и поддерживающими его услугами.

С начала 1950-х годов и далее эта стратегия Второй волны в бесчисленных вариантах пропагандировалась экспертами США, Европы и бывшего Советского Союза, ООН, а также неправительственными организациями. Идея заключалась в том, что каждая страна должна производить у себя промышленную революцию.

И действительно, реальной альтернативы этому пути не было.

После 1960-х годов некоторые критики выступили против этой стратегии, предложив сосредоточиться не на фабриках и урбанизации, а на маломасштабных «адаптированных» или «альтернативных» технологиях, использующих местные ресурсы.

С тех пор это движение ширилось, способствовало развитию микрофинансирования и созданию малого бизнеса в бедных странах, кооперировалось с наукой и становилось более сложным.

Оно породило много замечательных инноваций, но главной его целью было способствовать прекращению или хотя бы замедлению дальнейшей индустриализации и закреплению крестьянского населения на Земле. Более того, следуя лозунгу «малое прекрасно», многие воинствующие приверженцы этого движения и посейчас романтизируют крестьянский быт и деревенскую жизнь. Они демонизируют все, кроме самых примитивных машин, и не проводят почти никакого различия между индустриальными и наукоемкими технологиями.

Утверждая, что и те, и другие технологии служат только богатым, критики игнорируют блага, которые эти технологии принесли миллионам бедных. Еще важнее то, что они не понимают того факта, что технологии Третьей волны опосредованным образом избавили от нищеты огромное число людей и впервые за три с лишним столетия открыли новые и действенные способы борьбы с бедностью самых бедных.

В прошлом экономическое развитие и снижение бедности зависели главным образом от внутренних условий данной страны, таких как наличие капитала, сырьевых ресурсов, состояние окружающей среды и склонность населения к бережливости, деятельной жизни, его энергетика и трудовые навыки и т. д.

С середины 1950-х годов все это стало иметь все меньшее и меньшее значение. По мере того как мировая экономика становилась все более интегрированной, а торговля, люди, капитал и особенно знания стали все свободнее пересекать границы, повысилась важность внешних факторов.

Это, в свою очередь, повлекло за собой последствия второго порядка, которые часто не замечаются или игнорируются. Будущее бедности нельзя понять до тех пор, пока эти многочисленные факторы не будут в должной степени учтены.

Вот хороший пример — потрясающая цепная реакция, способствовавшая экономическому подъему Азии, благодаря которому, в свою очередь, за 20 лет более полумиллиарда азиатов поднялись выше черты бедности в два доллара.

Все началось в середине 1950-х, когда в США началось развитие наукоемкой системы богатства.

По другую сторону Тихого океана индустриальная экономика Японии, стертая в пыль Второй мировой войной, пребывала в жалком состоянии. Ее оборонная промышленность была уничтожена, а политическая жизнь крайне нестабильна.

В этот поворотный момент США перед лицом укрепляющегося, оснащенного ядерным оружием Советского Союза заключили с Японией соглашение, включавшее три параметра. В военной части Япония становилась союзником США против угрозы со стороны коммунистического СССР; США негласно обязывались политически поддерживать консервативную либерально-демократическую партию Японии; а экономически США широко распахивали двери японскому экспорту.

Проблема с последним пунктом заключалась в том, что Японии практически нечего было продавать из того, что могло бы заинтересовать американцев. Японские товары представляли собой на мировом уровне смехотворное зрелище. В конце 1970-х на английской сцене шла пьеса, где актер Роберт Морли вызывал смех зрителей, упомянув «настоящее японское дерьмо». Однако к тому времени японский экспорт больше уже не был «дерьмом».

Чтобы разрешить «дерьмовую» проблему, Япония воспользовалась двумя крупными американскими инновациями. Первая заключалась в установлении статистических методов контроля качества, в 1950—1960-х годах внедренных по всей стране Джозефом М. Джураном и У. Эдвардсом Демингом. Совершенствование сборочных линий стало национальной одержимостью. (За свой вклад оба этих господина были удостоены императором ордена Священного сокровища.)