Дмитрий Табачник - Украина: политика упущенных возможностей

Следует заметить, что Третий рейх с его милитаристской экономикой («пушки вместо масла») был одним из наиболее коррумпированных государств в истории. Для рядовых немцев слова о честности были более чем понятны, и, при большей активности оппозиции, нацистский режим мог быть уничтожен изнутри. Последнее является прекрасным уроком — показывает, к чему приводит нерешительность и соглашательство, какой дорогой ценой приходится потом за них платить.

Для нас лозунги «Украина без Ющенко!» и «За честную Украину!» также не могут быть заменены ничем. Времени на раздумья не осталось — выбор предельно ясен. Со знанием, за что и против чего борется честная Украина, она сумеет победить и преодолеть кризис.

Стало уже привычным, что президент Украины постоянно говорит о «моей нации», подразумевая при этом отнюдь не политическую нацию в европейском понимании, а воображаемое этническое сообщество — некий националистический конгломерат, на создание которого брошены огромные бюджетные средства и вся сила государственно-репрессивного аппарата.

Совершенно очевидно, что именно цели создания «оранжевой нации» и посвящена деятельность главы государства; остальные вопросы (экономика, благосостояние населения, размеры зарплат и пенсий, соблюдение прав человека) по сравнению с этой акцентуированной сверхзадачей не имеют ни малейшего значения. Не менее очевидно и чем завершится подобное хуторянское эрзац-мессианство — крушением и развалом государства.

Существует огромное количество определений понятия «нация», что само по себе свидетельствует о том, что ни одно из них не является (и не может быть) исчерпывающим. Все дефиниции можно свести к двум типам: нация тождественна этносу; нация — общность проживающих на территории одного государства людей с общими социально-экономическими (а также, возможно — но необязательно, — культурно-политическими и духовными) интересами.

Если для первого типа единственным признаком нации является кровь (племя), то второй рассматривает ее как «суперэтнос» — т. е. совокупность этносов, взаимосвязанных общностью территории. Суперэтнос всегда полиэтничен, его даже более правильно рассматривать как внеэтническую категорию.

Определение нации, исходящее из признака племенной общности, все менее употребляется в современной политологии; используют его, как правило, политики национал-маргинального лагеря. Еще Константин Леонтьев в работе «Византизм и славянство» охарактеризовал бессмысленность использования этнического признака при определении нации и неоправданность игнорирования фактора общности мировоззрения: «Что такое племя без системы своих религиозных и государственных идей? За что его любить? За кровь? Но кровь ведь… ни у кого не чиста, и Бог знает, какую кровь любишь, полагая, что любишь свою, близкую. И что такое чистая кровь? Бесплодие духовное! Все великие нации очень смешанной крови… Любить племя за племя — натяжка и ложь».

Особенно интересно пророческое высказывание этого великого философа и видного российского дипломата ХIХ в. относительно разрушительности принципа трактовки национальности как племенного объединения и курса на создание «национального государства» (что стало в дальнейшем причиной краха многих государств и может сыграть роковую роль для Украины): «Идея национальностей чисто племенных в том виде, в каком она является в ХIХ веке, есть идея, в сущности, вполне космополитическая, антигосударственная, противорелигиозная, имеющая в себе много разрушительной силы и ничего созидающего, наций культурой не обособляющая; ибо культура есть не что иное, как своеобразие».

Нельзя не согласиться с принявшим перед смертью монашеский постриг мыслителем и относительно неправильности видения языка как объединяющего начала нации, что так упорно пытаются доказать «оранжевые»: «Язык? Но язык что такое? Язык дорог особенно как выражение родственных и дорогих нам идей и чувств. Антиевропейские блестящие выходки Герцена, читаемые на французском языке, производят более русское впечатление, чем по-русски написанные статьи «Голоса».

Сейчас общепризнанным во всем цивилизованном мире является определение нации как совокупности граждан государства, а национальности — как синонима гражданства. Приводимое определение подтверждается опытом истории: ведь первые политические нации появились только в ХVIII в. — в обеих Америках и Франции, когда признак общности интересов полностью победил «зов крови».

Вне признака общности интересов нация становится понятием иллюзорным. Данной проблеме посвящена монография авторитетного американского политолога Бенедикта Андерсона «Воображаемые сообщества: размышления об истоках и распространении национализма». Он совершенно правильно отмечает сугубую умозрительность наций, что объясняет широкие возможности националистического мифотворчества.

Что касается дефиниций государства, то их еще больше, чем дефиниций нации; большинство политологов сошлись на том, что невозможно дать исчерпывающее определение. Многие философы и историки начиная со времен античности — Платон, Аристотель, Плутарх, Солсбери, Гоббс, Спиноза, Руссо, Гегель — сравнивали государство с живым организмом, в котором доминирует не статика, а развитие. Таким образом, любое насилие над его сущностью (в первую очередь — попытка сделать государство «национальным») чревато гибелью государственного организма.

Если исходить из современного определения нации, то логично считать государство организацией общества, объединенного совокупностью общих интересов, внешним и внутренним суверенитетом. Этнический фактор может присутствовать в качестве основы государственного строительства, но не более чем как исключение в силу сложившихся особых исторических условий (в основном в небольших моноэтнических государствах). Подавляющее большинство государств полностью исключают его из государствообразующих факторов, тем более неприемлемо насильственное приведение граждан под единую унифицирующую идеологию на основе этнических псевдоценностей.

Пока государство не пытается делать основой внутренней политики этнический фактор, оно развивается и укрепляется. Достаточно привести пример Римской империи, достигшей вершины могущества благодаря тому, что понятие племенной принадлежности полностью игнорировалось.

Государства же, делавшие этнический признак основой жизнедеятельности, были заведомо обречены. Если взять другую империю — Австро-Венгрию, — то она распалась вследствие многолетней политики онемечивания, сделавшей ранее лояльных подданных других национальностей последовательными врагами Габсбургской монархии. В империи, самоубийственно стремившейся стать «национальным государством», они видели уже не общий дом, обеспечивающий их безопасность и свободное развитие, а враждебную силу, пытающуюся отнять наиболее ментально значимые понятия — прежде всего родной язык и культуру.