Александр Пушкин - Переписка 1826-1837

11 сентября.

Кузина моя А[нета] К[ерн] живейшим образом интересуется вашей участью. Мы говорим только о вас: она одна понимает меня, и только с ней я плачу. Мне так трудно притворяться, а я вынуждена представляться веселою, когда душа во мне разрывается. Нетти [тоже] очень обеспокоена вашей судьбой. Да спасет и охранит вас небо! — Подумайте, что буду я чувствовать по приезде в Тригорское. Какая пустота и какая мука! Всё будет напоминать мне о вас. — А я то думала совсем с иным чувством подъезжать к этим местам, Тригорское стало мне дорого — я рассчитывала опять найти там для себя жизнь, как не терпелось мне вернуться туда, а теперь я найду там только мучительные воспоминания. Зачем я уехала оттуда? увы! Однако я слишком много говорю вам о своих чувствах. Пора кончать. Прощайте. Сохраните для меня капельку приязни: то, что я чувствую к вам, заслуживает этого. Боже, если бы мне довелось увидеть вас довольным и счастливым!

Переделано из 14

Переделано из faite

Пушкин дважды ошибся в датировке: письмо написано 16 сентября.

Вот уже неделя, что я в Москве и не имел еще времени написать вам, это доказывает вам, сударыня, насколько я занят. Государь принял меня самым любезным образом. Москва шумна и занята празднествами до такой степени, что я уже устал от них и начинаю вздыхать по Михайловскому, т. е. по Тригорскому; я рассчитываю выехать отсюда самое позднее через две недели. — Сегодня, 15-го сент., у нас большой народный праздник; версты на три расставлено столов на Девичьем Поле; пироги заготовлены саженями, как дрова; так как пироги эти испечены уже несколько недель назад, то будет трудно их съесть и переварить их, но у почтенной публики будут фонтаны вина, чтобы их смочить; вот — злоба дня. Завтра бал у графини Орловой; огромный манеж превращен в зал; она взяла на прокат бронзы на 40 000 рублей и пригласила тысячу человек. Много говорят о новых, очень строгих, постановлениях относительно дуэлей и о новом цензурном уставе; но, поскольку я его не видал, ничего не могу сказать о нем. — Простите нескладицу моего письма, — оно в точности отражает вам нескладицу моего теперешнего образа жизни. Полагаю, что обе м-ль Анеты уже в Тригорском. Приветствую их издалека от всего сердца, равно как и всё ваше прелестное семейство. — Примите, сударыня, уверение в моем глубоком уважении и неизменной привязанности, которые я буду питать к вам всю жизнь.

Москва, Пушкин.

15 сент.

Край листка оторван.

Край листка оторван.

Петербург, 16 сентября.

Я так мало эгоистична, что радуюсь вашему освобождению и горячо поздравляю вас с ним, хотя вздыхаю, когда пишу это, и в глубине души дала бы многое, чтобы вы были еще в Михайловском, [и] все мои усилия быть благородной не могут заглушить чувство боли, которое я испытываю от того, что не найду вас больше в Тригорском, куда влечет меня сейчас моя несчастная звезда, чего бы только не отдала я за то, чтобы не уезжать из него вовсе и не возвращаться туда сейчас. — Я послала вам длинное письмо с князем Вяз.[емским] — мне хотелось бы, чтобы оно не дошло до вас, я была тогда в отчаянии, узнав, что вас взяли, и не знаю, каких только безрассудств я не наделала бы. Князя я увидела в театре и занималась только тем, что лорнировала его в течение всего спектакля, я надеялась тогда рассказать вам о нем! — Я была чрезвычайно рада вновь увидеться с вашей сестрой — она очаровательна — знаете, я нахожу, что она очень похожа на вас. Не понимаю, как не заметила я этого раньше. Скажите пожалуйста, почему вы перестали мне писать — из равнодушия или забвения? Гадкий вы. Вы не заслуживаете любви, мне надо свести с вами много счетов — но горе, которое я испытываю оттого, что не увижу вас больше, заставляет меня всё забыть […] Прощайте, мои радости, миновавшие и неповторимые. Никогда в жизни никто не заставит меня испытывать такие волнения и ощущения, какие я чувствовала возле вас. Письмо мое доказывает, какое у меня доверие к вам. — Надеюсь поэтому, что вы не станете меня компрометировать и разорвете это письмо; получу ли я на него ответ? —

Господину

Александру П. —

подставному братцу , дабы не скандализовать общество.

Москва . 29 сего октября 1826.

Вот уже несколько дней, как я приготовила для вас эти две строчки, дорогой господин Пушкин. Но я всё забывала вам их передать; это происходит от того, что при виде вас я становлюсь мачехой . „Жанна“ была написана для моего театра, я играла эту роль, и так как мне захотелось сделать из этого оперу, то я была вынуждена кончить шиллеровскую пьесу на середине. Вы получите литографированное изображение моей головы в виде Giovanna d'Arco [1584] с композиции Бруни, — поместите ее на первой странице и вспоминайте обо мне. Возвращайтесь к нам. Московский воздух легче. Великий русский поэт должен писать или в степях, или под сенью Кремля, а творец „Бориса Годунова“ принадлежит стольному граду царей. — Кто она, та мать, зачавшая человека, чей гений — вся сила, всё изящество, вся непринужденность; кто — то дикарем, то европейцем, то Шекспиром и Байроном, то Ариосто, Анакреоном, но всегда Русским — переходит от лирического к драматическому, от песен нежных, любовных, простых, порой суровых, романтических или язвительных, к важному и безыскусственному тону строгой истории?

До свидания — надеюсь, скорого.

Княгиня Зинаида Волконская.

госпожа.

Здравствуй; приходи ко мне завтра вечером в 8 ч. — Будем читать Годунова.

Я надеялся увидеть тебя и еще поговорить с тобой до моего отъезда; но злой рок мой преследует меня во всем том, чего мне хочется. Прощай же, дорогой друг, — еду похоронить себя в деревне до первого января, — уезжаю со смертью в сердце.

desormais вписано.

Спешу, княгиня, послать вам поясы. Вы видите, что мне представляется прекрасный случай написать вам мадригал по поводу пояса Венеры и т. п. — но мадригал и чувство сделались одинаково смешны. Что сказать вам о моем путешествии? оно продолжается при самых счастливых предзнаменованиях, за исключением отвратительной дороги и несносных ямщиков. Толчки, удары локтями и проч., очень беспокоят двух моих спутников, — я прошу у них извинения за вольность обращения, но когда приходится путешествовать совместно, необходимо кое-что прощать друг другу. С. П.) — мой добрый ангел, но другая — мой демон; это как нельзя более некстати смущает меня в моих поэтических и любовных размышлениях.

Прощайте, княгиня, — еду похоронить себя среди моих соседей. Молитесь богу за упокой моей души. Если вы удостоите прислать мне в Опочку небольшое письмо страницы в 4, — это будет с вашей стороны очень милым кокетством. — Вы, умеющая [лучше] смастерить записочку лучше, чем покойная моя тетушка, — неужели же вы не проявите такой доброты? (NB. записка впредь будет синонимом музыки ). Итак, прощайте. Я у ваших ног и трясу вам руку на английский манер, поскольку вы ни за что не хотите, чтобы я вам ее целовал.