Брюс Хоффман - Терроризм - взгляд изнутри

Какими бы незрелыми, относительно незамысловатыми и интеллектуально обделенными ни казались представители этой категории терроризма, все же, как и прочие формы терроризма, насилие, творимое правыми террористами, не базируется на некоей патологической склонности к убийству и потасовкам, но, скорее, на хорошо продуманной политике запугивания общественности, дабы та поддержала требования или действия террористов. Правые террористы считают себя если и не революционным авангардом, то по крайней мере катализатором событий, которые неминуемо приведут к авторитарной форме правления государством. Таким образом, как и прочие террористические движения, они также приспосабливают насилие для привлечения потенциальных сторонников — будь то такие же националисты-экстремисты, непримиримые расисты или ксенофобы, реакционные консерваторы или воинствующие антикоммунисты — и, за исключением ряда заметных, но изолированных крупных акций, стремятся сдерживать насилие в рамках, приемлемых для правительства, так чтобы не вызвать масштабных контрмер против самих террористов.

Более того, феномен, сознательного заимствования приемов террористами друг у друга, о котором было рассказано в главе 2, заметен и у некоторых немецких террористических групп правого толка. Это предполагает стремление к более планомерному и последовательному насилию, чем до этого, повышая возможность возникновения более серьезной угрозы в будущем. Еще в 1981 году Манфред Редер [106], бывший некоторое время главным неонацистом Германии, предложил подражать тактикам и системе выбора мишеней, практикуемых левыми террористами, в надежде обеспечить движение более четкой и достижимой целью. Однако на правых воздействует и иной фактор: зависть к вниманию, статусу и тактическим победам левых террористов из таких групп, как Фракция Красной армии, наряду с осознанием того, что беспорядочные теракты не приведут к осуществлению замыслов неонацистов. «Фракция Красной армии привнесла терроризм в современную Европу, — вспоминал позже Инго Хассельбах, один из преемников Редера, — и хотя наши идеологии были противоположны, мы уважали их за фанатичность и сноровку». Хассельбах предлагал своему Kameradschaft (нацистскому «братству»), прежде чем разочарование заставило его порвать с движением, которое он ранее поддерживал с большим энтузиазмом, провести жесткую дифференцированную террористическую кампанию, такую, как проводила Фракция Красной армии. Как и основатели группы Баадер — Майнхоф двадцать лет назад, Хассельбах также считал, что неонацистская берлинская организация «Национальная альтернатива» не смогла достичь своих политических целей, так как пыталась действовать как законная политическая партия. В соответствии с этим наблюдением он хотел создать из группы террористическую организацию по модели Фракции Красной армии и разработал замысел, предусматривающий убийство видных деятелей еврейской национальности, а также коммунистов и ведущих политиков. «Мы желали возвести неонацистский терроризм на уровень, присущий радикально настроенным левым террористам, — позже объяснил Хассельбах, — ударив по мишеням, которые будут иметь большую важность и являться менее доступными, мишеням, уничтожение которых нанесет серьезный ущерб демократической Германии, внедряя во всеобщее сознание наше расистское послание. Были, к примеру, разговоры об убийстве Грегора Гизи [107], главы реформированной Коммунистической партии — Партии демократического социализма; к тому же он являлся наиболее видным деятелем еврейской национальности в ФРГ. Он был не только видным политиком, но и политическим представителем бывшей системы ГДР. Мы также рассматривали вариант убийства Игнаца Бубиса [108], нового главы еврейского сообщества, а также некоторых политиков из Бонна, включая министра внутренних дел и самого канцлера Коля».

Как и прочие террористические организации, более сложно организованные группы правого толка также выбирают мишени, уничтожение которых поспособствует продвижению их дела. Совершаемые ими теракты являются такими же просчитанными, как и теракты левых террористических организаций, которым первые пытаются подражать. Известность и внимание также являются для них целями первостепенной важности; но в то же время они признают, что лишь тогда, когда степень насилия хорошо просчитана и по крайней мере хоть в каком-то смысле (хотя и индивидуальном) поддается регулированию, они смогут достичь желаемого эффекта и своих политических целей. Как сказал один из террористов Ирландской республиканской армии: «Мы же не убиваем людей просто потому, что хотим убивать». Однако с религиозными террористическими движениями, о которых говорилось в главе 4, дело обстоит иначе. Для них насилие также играет роль инструмента для достижения своих целей, но в отличие от обычных террористических групп насилие рассматривается ими и как конечная цель — божественный долг, исполняемый по каким-либо сакральным требованиям или императивам. Опрос ливанских шиитских террористов в 1990 году, к примеру, выявил, что никто из опрошенных не был заинтересован во влиянии на настоящих или мнимых сторонников или общественное мнение: их единственной целью было служение Богу посредством исполнения возложенной на них божественной миссии. Следовательно, для религиозных террористов существует куда меньше ограничений, сдерживающих творимое ими насилие, а категория мишеней/врагов является куда более широкой. Лидер египетской террористической ячейки, к примеру, не выказал никакого сожаления, когда ему сообщили о том, что в ходе теракта, целью которого должны были стать израильские евреи, приехавшие в страну, погибли девять немецких туристов. Его прямой ответ был следующим: «Неверные все равны». И в самом деле, как тогда объяснить безумные планы американских белых патриотов-христиан? Или беспричинные и неоднократные попытки секты «Аум» применить химические боевые отравляющие вещества в густонаселенных городских районах? Или чудовищные намерения террористов, замысливших подрыв мечети Омара на Храмовой горе в Израиле? Готовность религиозных террористов совершать столь масштабные акты насилия является прямым следствием того факта, что в отличие от обычных террористов они не ищут поддержки со стороны «целевой» аудитории или властей, а лишь одобрения своего божества или религиозных деятелей и, следовательно, не имеют необходимости регулировать или контролировать творимое ими насилие.

Однако у террористических групп есть одна общая черта: они живут будущим, живут ради отдаленного — но все же неощутимо близкого — момента во времени, когда они несомненно одержат победу над врагами и добьются свершения своего политического предназначения. Для религиозных групп это будущее обещано божественными силами, а сами террористы помазаны Богом, чтобы приблизить его. Неизбежность их победы принимается как должное, что видно из официального сообщения 1996 года, сделанного египетской организацией «Гамат Аль-Исламия» («Исламские группы»). Ссылаясь на Коран, сообщение резко отрицает даже вероятность того, что их светских оппонентов ждет успех. «Они строят планы, но и у Бога есть свой план, — говорится в сообщении, — и Он — главный планировщик». Следовательно, группа должна преданно и непоколебимо «вести свою битву <...> до тех пор, пока Господь не подарит им победу — в точности так, как пророк Магомет поступил с курейшитами (его самыми непримиримыми врагами) до тех пор, пока Бог не даровал ему победу над Меккой».