Брюс Хоффман - Терроризм - взгляд изнутри

Несомненно, схожие формы диктуемого и проводимого государством насилия и террора против собственных граждан применяются и сегодня. Использование так называемых «отрядов смерти», в ряды которых, как правило, входят отставные военные или сотрудники органов безопасности в штатском, вкупе с открытым устрашением политических оппонентов, а также защитников прав человека, студенческих организаций, профсоюзов, журналистов и прочих лиц стало очевидным признаком военных диктаторских режимов, установленных в Аргентине, Чили и Греции в 1970-е годы, и даже конституционных правительств Сальвадора, Гватемалы, Колумбии и Перу в середине 1980-х. Однако эти санкционированные правительством или попросту заказные акты внутреннего политического насилия, направленного по большей части против населения страны, когда те, кто уже стоит у власти, правят народом при помощи устрашения и насилия, обозначаются термином «террор», чтобы отделить данное явление от терроризма, под которым понимают насилие, осуществляемое негосударственными организациями.

Вслед за Второй мировой войной, после очередной смены значения слова «терроризм», это понятие вновь приобрело революционный оттенок. Именно с ним терроризм наиболее часто увязывается сегодня. В то время термин использовался прежде всего в связи с насильственными бунтами, устраиваемыми различными группами националистов и выступающих против колонизации активистов из коренного населения, вспыхивающими в Азии, Африке и на Ближнем Востоке в конце 1940-х и в 1950-х годах с целью противостоять европейскому господству. Такие непохожие одна на другую страны, как, к примеру, Израиль, Кения, Кипр и Алжир, получили независимость отчасти благодаря деятельности националистических движений, активно применявших методы терроризма против колониальных властей. Именно в это время в результате того, что мировое сообщество, чьего сочувствия и поддержки активно добивались многие из этих движений, придало политическую законность борьбе за национальную независимость и самоопределение, в моду входит политически корректное понятие «борец за свободу». Многие страны третьего мира, а также страны социалистического блока, совсем недавно получившие независимость, приняли этот общеупотребительный термин, аргументируя это тем, что любой человек или любое движение, борющееся против колониального гнета и/или западного господства, не должны считаться террористами, но борцами за свободу. Эта позиция наиболее четко выражена председателем Организации освобождения Палестины Ясиром Арафатом в его обращении к Генеральной Ассамблее ООН в ноябре 1974 года. «Разница между революционером и террористом, — заявил он, — заключается в причине борьбы. Ибо тот, кто делает благородное дело и борется за свободу и освобождение своей страны от захватчиков, переселенцев и колонистов, не может называться террористом».

В конце 1960-х и в 1970-е годы терроризм продолжал рассматриваться в революционном контексте. Однако этот термин теперь охватывал националистские и этнические сепаратистские группы, выходившие за рамки колониальных или неоколониальных стран, а также радикальные и идеологически мотивированные организации. Лишенные гражданских прав или высланные из страны представители национальных меньшинств, объединенные в такие движения, как Организация освобождения Палестины, Квебекская группа сепаратистов, носящая название «Фронт освобождения Квебека», баскская ЭТА (Эускади Та Аскатасуна, или «Свобода и Баскония») и даже до сих пор никому не известная группа сепаратистов с Молуккских островов, требующая независимости от Индонезии, избрали терроризм в качестве способа привлечения внимания общественности к себе и своей деятельности, во многих случаях с определенной целью — вызвать сочувствие и получить поддержку от мирового сообщества, как это делали их предшественники антиколониалисты. Примерно в то же время разнообразные левые политические экстремисты, набранные из рядов радикально настроенных студенческих организаций, а также представителей марксистско-ленинских/маоистских движений Западной Европы, Латинской Америки и США, начали объединяться в террористические группы, чья деятельность была направлена против американской интервенции во Вьетнаме и того, что они называли неустранимым социальным и экономическим неравенством, характеризующим современное капиталистическое либерально-демократическое государство.

Хотя упомянутые выше революционно настроенные этнона-циональные и этносепаратистские группы по-прежнему формируют общественное представление о терроризме, за последние годы этим термином стали обозначать куда более широкий спектр явлений подобного характера. В начале 1980-х годов, к примеру, терроризмом называли предумышленные действия, осуществляемые с целью дестабилизации Запада, являвшиеся частью глобального заговора. Такие книги, как «Сетьтеррора» Клэр Стерлинг, распространяли в среде американской президентской администрации и восприимчивых к этой идее правительств других стран представление о том, что кажущиеся независимыми террористические акты, совершаемые отдельными группами по всему миру, на самом деле являлись звеньями одной цепи в крупномасштабном заговоре, руководимом из Кремля и приводимом в исполнение странами Варшавского договора с целью уничтожения свободного мира. Однако к середине 1980-х в результате серии взрывов, устроенных террористами-камикадзе, в большинстве случаев направленных против американских дипломатических миссий и военных объектов на Ближнем Востоке, все больше внимания стало уделяться растущей угрозе государственного терроризма. Следовательно, это явление, в соответствии с которым различные правительства таких стран-изгоев, как Ирак, Иран, Ливия и Сирия, были активно вовлечены в спонсирование и выполнение террористических актов, заменило теорию коммунистического заговора против Запада, как, впрочем, и основной контекст, в котором рассматривался терроризм. Таким образом, он стал ассоциироваться со скрытой или суррогатной войной, посредством которой слабые государства могли бороться с более мощными противниками, не боясь их возмездия.

В начале 1990-х годов область применения и значение слова «терроризм» были еще более размыты появлением двух новых «умных» словечек: «наркотерроризм» и так называемый «феномен переходной зоны» [31] Термин был впервые использован французским криминологом и экспертом по мятежу Ксавье Руфо в 1991 году. — Прим. авт. . Первый термин вновь напомнил о теориях заговора, руководимого Москвой, существовавших ранее, а также ввел новый важный аспект — торговлю наркотиками. Таким образом, наркотерроризм был определен одним из ярых сторонников теории заговора как «использование наркоторговли для осуществления стратегических целей некоторых государств и террористических организаций, в число которых входили Советский Союз, Куба, Болгария, Никарагуа и прочие». Однако акцент, сделанный на наркотерроризме как позднейшем проявлении коммунистического заговора против западного общества, произвел нежелательный эффект, отведя внимание правительств от реальной угрозы. В куда больших пределах, чем когда-либо, полностью криминальные (то есть применяющие насилие и экономически мотивированные) организации теперь создавали стратегические союзы с террористическими и партизанскими организациями или сами применяли насилие для особых политических целей. Растущая власть колумбийских наркокартелей, а также их тесные связи с левыми террористическими группами в Колумбии и Перу, неоднократные попытки разрушить колумбийскую избирательную систему и подорвать деятельность правительства, которое придет следом, являет собой наиболее известный пример этой линии терроризма.