Григорий Гольденцвайг - Клуб, которого не было

Корабль из Гонконга в Макао качало битый час, потом я пятнадцать минут препирался с пограничником, прежде чем он нашел свободное место в паспорте, чтобы влепить визу – штампик на португальском и китайском. В довершение всего я зачем-то решил прогуляться по бесприютному китайскому Лас-Вегасу до гостиницы пешком и, сонный и уставший, добравшись до своего самозваного «пятизвездника» с пыльными окнами, включил первый канал португальского телевидения и рухнул на кровать.

Первое CMC я зачем-то прочел сразу: «Он не прилетел. Еду из аэропорта».

Сон как рукой сняло. Может, оно и к лучшему, что не прилетел. Артист, на мой вкус, – так себе, второй эшелон лейбла Warp, перед моим отъездом билетов на него было продано – кот наплакал, и раз уж рано или поздно должна сорваться вечеринка, то лучше пусть эта.

Отправляю CMC агенту. Отправляю CMC артисту. Считаю потраченное и недополученное – дрянной же из меня отпускник. Португальское телевидение транслирует конкурс фадо – и это «вечное эхо друг друга» в китайской гостинице, где нет даже мини-бара, медленно, но верно делает свое дело: на десятом CMC засыпаю поперек кровати с телефоном в руках.

Всю ночь мне снится, что я бегу по огромному аэропорту, больше немаленького Чек Лап Кока, опаздываю на рейс и, самое обидное, так и не понимаю, успеваю на него или нет, чтобы можно было успокоиться.

CMC из клуба настигает меня за завтраком. Продажа билетов на Кгес прекращена – sold-out в два конца. Новости поприятнее вчерашнего. Эдгар, бритый наголо крепыш с теплой южной улыбкой, появился в телефонной трубке из ниоткуда, смело схватил единственный в расписании свободный день (никчемный вторник), и – ловкость рук, никакого мошенничества – все билеты проданы.

В хип-хопе я откровенно плаваю, не моя история – если не считать того, что в нашем расписании живет орденоносная «Каста» и чередуются «Кровосток» с «Качем», но и последние – из другой все же оперы, театр у микрофона. Про питерский Кгес, тонко устроенный продукт брутальной наружности, я писал когда-то давно – а пригласить не догадался бы. За меня это сделал Эдгар, обведя дату в ежегоднике жирным кружком и немедленно, не дожидаясь окончания переговоров, достав из кармана спортивных штанов телефон. Сколько в городе таких эд-гаров и таких преданных коммьюнити – пока мы с ними находим друг друга, пока не стесняемся передать бразды правления, расписавшись в собственном нихт-ферштейн, клуб будет жить.

Выхожу из отеля, разглядываю невесть как сюда затесавшиеся витые балкончики, черепичные крыши, остовы церквей, двуязычные таблички на португальском и китайском. Вчера настроение было отвратительное, сегодня – отличное. Как бы наконец сделать так, чтобы оно не зависело от клуба «Икра» в двенадцати часах лета отсюда.

Что Новый год – дело странное, Катя меня предупредила. Не ночные танцы после двух, когда граждане наедятся оливье и поедут гулять по клубам, а все, что будет до. Логично: если ты остался в городе, что может сподвигнуть на побег от семейного стола? Его отсутствие? Конфликт поколений? Нечеловеческая любовь к клубу «Икра»?

– Будут люди, которых мы не видели до и не увидим после, – загадочно изрекла менеджер Катя. – Одинокие женщины. Командировочные.

Мечта всей жизни – встретить Новый год с командировочными и одинокими женщинами. «Ирония судьбы» на дому. Судя по ценам, которые Катя играючи зашила в стоимость ужина, хорошо живут командировочные и одинокие женщины.

Сижу в гримерке, дискутирую со свиньями.

Трогать только никого не надо, – прошу. – Я вот терпеть не могу, когда меня за рукав тянут или по спине хлопают. Ну и вы же не первый раз: если сидят двое – друг на друга не налюбуются, не надо их атаковать.

Свиньи понимающе кивают. Украшенные пятачками студенты ГИТИСа, без которых не обходится, кажется, ни одна корпоративная вечеринка в Москве, предложили два сценария: «Три сестры» и «свинский» новый год. Что «Трех сестер» в этом клубе кто-то, кроме Игоря с Олейниковым, читал, я не уверен – «Сестры» попали под запрет сразу. Со свиньями пришлось смириться: год Свиньи, и времени переписывать сценарий нет. Договорились строго-настрого, что никаких конкурсов не будет и на сцену (там у нас Brazzaville) свиньи ни ногой.

Студенты понимающе, чуть обиженно кивают: не первый день замужем, корпоратив – через день, и не из Иркутского же театрального. Так это у вас корпоратив, а нам надо и огромный пустой клуб оживить, и в «елочка, гори!» не скатиться. И не хочу я совсем корпоратива.

Свинья Аня первой выбегает из гримерки, бросается ко входу и обнимает перепуганную учительницу в нарядном платье:

– Женщина, у вас нет помады? У меня колготки порвались! А тут Новый год!

Свинья Дима протягивает руку озадаченному усачу при галстуке:

– Геннадий! Оч-чень приятно!

Свиньи были правы, и Катя была права: на Новый год приходят другие люди. Не те обладательницы тигровых кофточек и поддельного DG, которых заворачивает наш человеколюбивый фейсконтроль. Не те ночные жители, что с порога тихо и решительно спрашивают: «Хельга играет? Анрилов? ОК, тогда идем». Не те меломаны с именем артиста в глазах, будто набранным бегущей строкой, – кроме концерта, им ничего здесь не нужно. Пришли взрослые, 30+, прилично одетые, чуть стеснительные – в клубы они, сразу видно, не ходят. Вот на Новый год можно учудить. По этой же логике я прыгаю с моста или езжу на сафари – не входят прыжки с моста в круг моих любимых дел, но раз занесло в Новую Зеландию, туристу любое чудачество простительно. Новый год в клубе – туристическое мероприятие.

Даже Дэвид Браун, что объездил всю страну с легкой руки критика Семеляка, пропевшего ему не одну живительную оду, – тенью бродит за мной по клубу и интересуется:

– А что вы будете делать, когда наступит Новый год? Браун не пьет, не пью и я – но мне присматривать за свиньями, духовым оркестром и безбожно опаздывающими диджеями. А ему просто скучно. Свиньям, похоже, тоже – они пытаются в обнимку замотаться в ковер на полу. Учительницы за столиком у окна в ужасе.

С другой стороны к учительскому столику подкрадывается духовой оркестр и вжаривает «Jingle Bells». От неожиданности вилки падают на стол.

– Гриша! – кричит в ухо менеджер Катя, – давай мы уберем свиней и включим Путина. На свиней гости жалуются. А Путин сейчас начнет.

Вытаскиваю Brazzaville из гримерки: вечно расслабленный калифорнийско-испанский оркестрик покорно хватает по бокалу «хенкеля» и таращится на большую говорящую голову президента. Под бой курантов бармены (им тоже пить нельзя) взрывают с десяток хлопушек каждый. Brazzaville, не дожидаясь пожарной сигнализации, перемещается на сцену.