Григорий Гольденцвайг - Клуб, которого не было

И бывший саксофонист Бека поет учительницам про звезду по имени Солнце, про маму, с которой не ладил и которая теперь там, высоко, и учительницы довольны: песня известная, и не споет ли еще чего из Гребенщикова теперь. А критик Семеляк сидит на сабвуфере у сцены, закрыв глаза, качает головой в такт. Учительницы с Се-меляка глаз не сводят. Колоритный мужчина, даром что без усов.

Давайте-ка я буду считать, что Новый год мы пока еще не встретили. Подожду, пока друзья из дома подтянутся. А то ведь как встретишь – так потом целый год жить.

Снега на Новый год нет совсем, в первый раз в Москве. Шпарит низко посаженное солнце, яркий свет пересекает Тверскую с юга на север, жжет доспехи Долгорукого. Брауна с Семеляком я нахожу в жутковатом шалмане на Новом Арбате.

Грегори, – сипит Браун. – Я потерял голос. Мне нужен укол кортизона.

Чудесные новости. Концерт через четыре часа. Пока я соображаю, у кого 1 января можно достать кортизон (на аптеку надежды нет), подруга Семеляка дозванивается певице Butch. Певица обещает перезвонить, действительно через двадцать минут сообщает, что кортизон на сегодня недоступен, но есть прекрасный план «В» – оливковое масло. Надо набрать в шприц, без иголки, и стрелять на заднюю стенку горла.

Брауну такой перевод не нравится.

Обитатели моей телефонной книжки не могут помочь или не откликаются – все видят седьмой сон после праздника. Едем за маслом, почему-то в Елисеевский, оказываемся у меня на кухне, где, как водится, ни молока, ни сахара к кофе. Браун получает свою первую дозу масла и мрачно замечает, вертя в руках шприц: «Что-то мне это напоминает». Он сидел на игле в прошлой жизни, до Барселоны, до своей шумной интернациональной семьи, до

того, как Семеляку вздумалось разразиться текстом-мантрой, без коей эти вальяжные элегии никогда не заставили бы москвичей строиться в очередь на группу Brazzaville.

Браун тихонько хрипит и тщетно пытается настроить просмотровик на моем пыльном лэптопе – в Стамбуле на переправе сняли клип любительской камерой, клип получился, только никто из нас не может найти на Мас'е приложение, в котором его можно было бы посмотреть.

Барабанщик Иван героически глотает черный кофе. Менеджер Катя звонит из клуба: сто свечей для сцены купили. Браун будет что новогодняя елка – сегодня играет один, в акустике, окруженный свечами.

– Ты не против, – спрашивает, – я Мишу, вашего тур-менеджера, за бонги посажу?

Миша – расторопный, дружелюбный парень, звезда клуба, после того как умудрился погрузить и отправить по домам вагон нетрезвых финских деятелей искусств. Конечно, я не против.

Иван роется в приложениях компьютера – Мае победно кричит чаячьим криком. Клип и правда простейший: переправа через Босфор и одинокая турецкая красавица на берегу. Босфор для Дэвида Брауна – еще одна, помимо России, стратегическая точка. Как он умеет оказаться в нужное время в нужном месте, почему из вороха русских пластинок, которые увозит домой в Барселону, он выхватывает для кавер-версии беспроигрышную «Звезду по имени Солнце», какая сила заносит его на Арбат к пыльной стене Цоя, почему его ковбойское фото на фоне позабытой стены (девочка мимо шла, он ее и попросил на спуск нажать) разбирают глянцевые журналы – вокруг Брауна одни вопросы. Он невероятный crowdpuller – в этой стране, и только в ней, не считая, конечно, Босфора. Он ничем не лучше и не хуже наших друзей Melomane, которые пили на этой же кухне в прошлом году после роскошного концерта в полупустом зале. Но Браун умеет дружить, умеет искать пользы и быть полезным; и свой первый почтовый ящик на gmail я открыл, получив приглашение именно от него. И, не могу не заметить под влиянием вчерашней вечеринки с учительницами, что лукавая полоска усов придает ему убедительный, кавказский какой-то шарм.

Тур-менеджер Миша, приезжает окрыленный новостями: сыграть с Брауном – это не в гостиницу его отвезти. Грузимся в автобус. Неодолимо разит ароматизированными свечами.

– Это что-то для связок? – смеется Браун. Кухонные посиделки привели его в хорошее расположение духа. Волшебным образом он перестал хрипеть – неужели оливковое масло?

Едем в тишине по пустынной Тверской, чистота и спокойствие – не московские. Миша озабоченно поглаживает футляр с бонгами. Браун вдруг сообщает с заднего сидения:

– У меня концерт в Екатеринбурге через месяц – полетим через Москву. Давай-ка мы у вас еще раз сыграем. Гонорар можем раза в два поменьше сделать. Только, будь друг, цены на билеты опусти – чтобы все, кто хочет, могли прийти.

Первый день нового года – вот так бы год и прожить.

Секретари – умницы, давно и качественно держат оборону. Молодые таланты опасны для психики арт-директора. Не соединять никогда, просить демо с обратными координатами, вежливо подсказывать адрес – это только звучит просто. Сколько клоунов, стриптизерш, героев телешоу «Минута славы» прорезались у меня в эфире, пока девочки учились принимать удар, – не сосчитать. Демо я при этом честно слушаю – все, к неудовольствию родственников и гостей. Промогруппам секретари по моей просьбе вежливо отказывают сами. «Промогруппа» – синоним детской подростковой банды, безвинное наивное мошенничество: организуем любую вечеринку, с любыми диджеями, народу приведем – о-го-го. Я не Станиславский, но я не верю – в чем честно и без дипломатии расписываюсь. Хотя если они рвут телефон каждый день, значит, в городе достаточно наивных пустующих площадок.

Первая ласточка в новом году – смогли как-то обмануть секретаря, молодцы:

– Мы промогруппа, хотим у вас организовать серию вечеринок.

– Два вопроса сразу: какая стилистика и расценки на аренду вам известны?

– А только аренда? – вопрос о стилистике отходит на второй план.

– Ну, если у вас достаточно смелый проект, чтобы предлагать себя большому клубу с репутацией, – вам и в коммерческом успехе можно не сомневаться. А это значит – работа на аренде нам с вами больше подойдет. Если, конечно, вы меня убедите, что по стилистике нам ваша история интересна.

Минута-другая – сдуются, и я вернусь к своим сорока семи непрочитанным.

Секретарь стучит в дверь:

– Извини, вторая линия. У тебя друг погиб. Сейчас возьму.

Кто?

Продолжаю бубнить, долго, нудно, автоматически:

– Аренда за полтора месяца. С R'n'B не работаем. Все зависит от списка диджеев. Скидок не будет. Пожалуйста, перезванивайте, когда надумаете.

Кто. Кто. Кто.

– Я сестра Алекса, бесцветным голосом говорит трубка. – Мы к вам в клуб вместе приходили. Помнишь?

Господи, с нашей телефонной обороной – ей пришлось все это повторять секретарю. Кретинские правила.

В клуб приходят старые друзья, давно потерянные одноклассники, двоюродные братья, перед которыми неловко, что молчим годами. Клуб заставляет найтись, всплыть на поверхность, оторвать задницу от качающегося начальственного стула, взять кофе, усесться с ногами на диван у окна и болтать о глупостях, как будто виделись в последний раз вчера, а не семь лет назад. Для этого он, пожалуй, и существует – тебя всегда здесь найдут. И это одомашненное «connecting people» распространяется не только на живых.