Валентина Полухина - Иосиф Бродский глазами современников (1995-2006)

Что вы думаете о переводческих принципах Бродского?

Я бы сказал, он исповедовал эквивалентность (узнав, что Кавафис писал по-гречески с соблюдением традиционных форм, он стал ратовать за новый перевод Кавафиса, в котором это было бы отражено). В своих переводах Мандельштама — когда слушаешь Мандельштама по-русски, на ум приходит поздний Иейтс: звучные, правильные четверостишия — он попытался продемонстрировать этот общий принцип его поэтики. Мне кажется, он недоверчиво относился к свободному стиху, особенно к переводу свободным стихом. Чувствовал, что свободный стих — как и многое другое на Западе — не заслуживает своего привилегированного положения. Он разделял мнение Элиота: для верлибра необходимо, чтобы "за завесой свободы таился призрак простейшего метра". Для того чтобы нарушать правила, нужно знать их досконально. Обидно, что Бродский — в отличие от Милоша, чьи переводы Збигнева Херберта просто блестящи — не пере водил других русских или польских поэтов. Намеревался, но не успел.

Как вы думаете, английские критики Бродского понимали его принцип перевода?

Скорее всего, нет. Его идеи, такое впечатление, отдавали диалектикой и даже гностикой. Противопоставление его Милошу опять же уместно и плодотворно. Милош взял за точку отсчета простой принцип: он хотел, чтобы его стихи существовали на английском. В конце концов, Милош польский поэт, не английский, поэтому передача его стихов по-английски является тем, чем является передачей польского стихотворения по-английски. При таком подходе перевод теряет свои ореол священнодействия, становится земным, грешным делом. Отношение Бродского к языку прямо противоположно. Думаю, у него бывали настоящие прозрения. Он понимал, что "время боготворит язык" (Оден), боготворит нужное слово.

Кроме того, английские критики Бродского руководствовались подспудным, часто упрощенным понятием внешнего оформления. Они считали своим долгом исправлять языковые огрехи Бродского, годами приводя в свое оправдание одни и те же, на редкость плоские и примитивные, доводы.

— Вы читали английские эссе Бродского. Как вы оцениваете его уровень владения английским языком?

В свое время прозаическая книга Бродского "Меньше единицы" явилась для меня настоящим открытием. Именно она заставила меня вернуться к его поэзии и взглянуть на нее новыми глазами (я с восхищением перечитал старое пингвиновское избранное и "Часть речи"). Мне часто приходило в голову, что английская проза Бродского сродни русской прозе Мандельштама. Что Бродский заимствовал скорость — быстроту развертывания образа — у Мандельштама ("Путешествие в Армению"). Проза Бродского — невероятно совершенна.

Как бы вы охарактеризовали отношение Бродского к английскому языку?

Он с ним повенчался. Но относился как к заморской суженой, которую еще предстоит завоевать рабочему-иммигранту.

Кто из современных английских поэтов имел влияние на Бродского?

Никто. Он был глух ко всей пост оденовской поэзии. Разве что, из любви к Хини, признавал нескольких ирландцев (Малдуна, Майхона). Еще, как мне кажется, он кое-что позаимствовал — или, по-крайней мере, подметил — у Уолкотта. Но в принципе для жизни ему хватало Фроста и Одена. От Фроста он научился разговорной, народной речи: Фрост унаследовал от Вордсворта способность наделять грубые, неизящные обороты силой и мощью. Бродский уловил эту черту, поскольку знал ее еще по Пушкину. А изысканности и всему остальному он научился у Одена. Поэтому для Бродского и было характерно это напряжение между утонченностью, изысканностью и попыткой докопаться до лежащей в основе народной речи. Конечно, у него в поэзии есть и другое, но за этим другим, как мне кажется, он обращался уже не к англоязычным поэтам, а к европейцам, к грекам и римлянам.

Подход Бродского к поэзии был чисто интуитивным или с примесью определенной философской или религиозной ориентации?

Хороший вопрос, но чтобы найти ответ, нам нужно побеседовать с вами подольше.

Бродский несколько раз ездил в Ирландию: в январе 1986 года он был в Белфасте, в 1988-м и 1989 годах — в Дублине. Сопровождали ли вы его когда-нибудь в этих ирландских паломничествах?

Пару раз я был с ним вместе в Ирландии. Однажды мы провели неделю в Корке; если не ошибаюсь, это было в 1989 году. Он выступал в Кинсейле. Дерек Майхон объездил весь город, сдирая со стен написанные от руки афишки ("Большой Б в Кинсейле! Начало в 8 вечера"), поскольку боялся, что Иосиф не так поймет. Мы немного пошлялись по холмам вокруг Кинсейла в противозаконных поисках первобытных дольменов. Погода стояла на удивление ясная — и так день за днем. Помню один наш долгий разговор о возможности интеллектуальной точности в поэзии, об изображении в стихотворении абстрактных идей. Еще я помню, Бродский поражался буйности ирландских черт — всем этим диким, доисторическим, неправильным крестьянским лицам; он говорил, что Гомбрович чувствовал бы себя на улицах Уексфорд как дома. Ему нравились бары, вид одиноких мужчин, молча потягивающих темное пиво. С брезгливым презрением вспоминал он в эти моменты английские пабы с их вечно орущей музыкой и едой, символизирующими "утрату веры в божественную силу алкоголя". Хотя, бывало, он скептически относился к некоторым проявлениям ирландского обаяния, которое определял как желание понравиться, угодить. У него было врожденное недоверие к подобным вещам. Мне часто приходило в голову, что в его натуре было что-то брехтовское (вспоминается детальнейший портрет Брехта, который дает в своей книге "Men in Dark Times" Ханна Арендт) — он же относился к этой мысли с отвращением.

Бродский хотел, чтобы русский звучал как можно чаще, поэтому бесконечно выступал. Бывали ли вы на его поэтических вечерах? Что вы о них думаете?

Я был на нескольких его вечерах, в разные годы. Мне кажется, он слишком много читал по-русски. Магнитные поля обоих языков мешали друг другу, и от близости с русским его английский начинал все больше и больше звучать по-русски. Мне хотелось сосредоточиться на английском, а русский (хотя это всегда было очень поучительно) не давал мне этого сделать. Кроме того, у слушателей создавалось предвзятое мнение, что в своем английском Бродский опирается на русский.

Почему издательство "Faber & Faber" отказывается печатать английское собрание стихотворений Бродского?

Потому что восприятие Бродского в Англии всегда сильно отличалось и отличается от восприятия его в Америке: Бродскому-поэту (в отличие от Бродского-эссеиста и Бродского символа) еще только предстоит обрести прочное положение в английской поэзии, и издавать большое стихотворное собрание — не лучшее начало. Издать нужно — хотя, похоже, этого в ближайшее время не произойдет — хорошо продуманное избранное, в котором бы Бродский и его переводчики были представлены в новом свете. Такой том "Penguin", пожалуй, напечатает. Ведь переводчики были — и остаются, на мой взгляд — единственным и естественным прибежищем Бродского в этой стране.