Аркадий Сахнин - Вот люди

— Но ведь оно же советское, — развел он руками, точно удивляясь, как это можно не понимать таких простых вещей.

Мне много раз приходилось сталкиваться с людьми, у которых просто не укладывается в голове наша система здравоохранения. Бесплатно лечиться в больнице, не платить там за операции, питание, за бинты и всё прочее им кажется равносильным бесплатному питанию в ресторанах, получению бесплатной одежды. А не платить за машину «Скорой помощи», по их мнению, всё равно, что не платить за такси.

В Сингапуре был такой случай. Одного из местных шипшандлеров, Гауту, хорошо знала наша команда, так как он всегда обслуживал судно. Шипшандлер не просто служащий. Это посредник между капитаном и десятками торговых фирм, у которых суда берут продовольствие, ремонтное оборудование и вообще всё, что может потребоваться. Шипшандлер чаще всего человек с большими связями в торговом мире, опытный коммерсант, пользующийся доверием фирм. Перепадает ему немало, и живет он неизмеримо шире, чем инженер высшей квалификации.

Гаута был человеком не только энергичным, но очень веселым и удивительно остроумным, жизнерадостным. Но в тот раз, когда на судне находился и я, никто не мог узнать Гауту. Молчаливый, скучный, буквально убитый горем. Оказывается, он два месяца лежал в больнице, принадлежавшей англичанам, и там ему сделали операцию… Только одна операция обошлась в его двухгодичные накопления. В общей сложности он болел около четырех месяцев и истратил на лечение всё, что скопил годами. Теперь, по его выражению, он стал нищим.

Старпом Федор Федорович Трубин, бывший командир эсминца, человек простой и бесхитростный, пробасил:

— А у нас за такое лечение ни гроша не платят.

Гаута горько усмехнулся.

— Не надо так зло шутить, чиф.

Его стали уверять, что это правда, и он сказал, что верит, но все видели: сказал только из вежливости.

Марокко мы покидали в шесть утра. Я уже забыл о девушке в синем костюме, которая встречала нас под дождем. Когда раздалась команда «Поднять трап», она появилась. И стала ходить по причалу вдоль судна, глядя на нас такими же печальными глазами, как в первый раз. Когда отдали носовой шпринг, эту последнюю ниточку, ещё связывавшую нас с берегом, она вдруг быстро достала платочек. Она плакала.

Я так и не узнал, кто она, почему не решилась подойти к нам, почему её так тянуло к судну. Может быть, была она советской девушкой и совершила что-то нехорошее, и теперь страшно ей смотреть в глаза морякам и страшно, что нет у неё больше родины. Возможно, вышла замуж за иностранца и счастливая унеслась в экзотическую страну, и нет больше сил жить в чужом краю. Может быть, родилась в этих африканских краях и никогда не видела своей родины, но её тянет родина, и она бежит в порт, чтобы хоть взглянуть на пароход — этот крошечный островок недосягаемой для неё отчизны.

Мы ушли уже далеко-далеко, а я все еще видел на причале поникшую фигурку. Она уменьшалась и даже в бинокль казалась теперь темным, бесформенным силуэтом.

В следующий рейс я пошел с комсомольско-молодежным экипажем турбохода «Физик Вавилов». Этот сухогруз, построенный в Николаеве, водоизмещением двадцать две тысячи тонн, может развивать скорость более двадцати узлов. Даже США не имеют такого судна. Правда, их лучший сухогруз дает не меньшую скорость, но грузоподъемность его значительно ниже.

Нам предстояло доставить цемент в Сингапур, чугун — в Японию, затем взять на Сахалине бумагу для Индии и по пути туда снова зайти в Сингапур и на остров Пенанг за каучуком для Одессы.

Первая стоянка — в Порт-Саиде, где формируются караваны судов и дважды в сутки — в семь утра и одиннадцать вечера — уходят через Суэцкий канал в Красное море. Чтобы попасть в караван, надо прибыть на рейдовую стоянку за три с половиной часа до его отправления. Опоздаешь на несколько минут, и можно зря простоять целый день или ночь. И это не прихоть администрации. Слишком большой поток мирового транспорта пропускает канал, и надо проверить каждое судно, в состоянии ли оно пройти этот канал, не задержав всего каравана. Впрочем, администрация не заинтересована задерживать суда в Порт-Саиде. Если опоздает судно, но есть возможность проверить его до отхода каравана, этой возможностью всегда пользуются.

В Порт-Саид мы прибыли ночью. Вокруг будто исполинский аттракцион. Бесчисленное количество огней на воде, на земле и в воздухе. Весь в разноцветных огнях город, в огнях порт, сияют огнями сотни судов на рейде. Огни на воде движутся то медленно, то стремительно, меняется их окраска, потому что и цветами огней капитаны выражают свои требования и просьбы к берегу. Огненные лучи световой морзянки полосуют рейд в разных направлениях, грохочут якорные цепи, усиленные мегафонами несутся на всех языках мира команды с капитанских мостиков, бушуют джазы на пассажирских судах.

Но вот и у нас прозвучала команда:

— Отдать правый якорь!

Не успело ещё судно развернуться по течению, как у трапа один за другим появились катера: полиция, администрация, таможенники, санитарный надзор, морской агент, шипшандлер. Они проверяют мерительные свидетельства, судовую роль, емкость балластных танков, берут данные о запасах воды и топлива, о радиостанции и множество других.

Мы поднимаем на борт две команды арабских швартовщиков и их две шлюпки, двух электриков с огромным прожектором. Где-то там, впереди, канал будет разветвляться на два рукава и снова сходиться в один, и именно в этом месте мы повстречаемся с другим караваном и будем пропускать его. Вот тогда и потребуются швартовщики, которые спустят свои шлюпки, возьмут концы и закрепят их на кнехтах, установленных по обоим берегам на всём канале.

Перед отходом появляется и арабский лоцман. Ещё недавно лоцманами здесь были только англичане. После национализации канала ни один араб не знал лоцманского дела. Английские колонизаторы не только надеялись, но и громко кричали, что, национализировав канал, арабы создадут в Суэце пробку, застопорят движение мирового флота, ибо не сумеют провести по каналу ни одного судна. Но на помощь пришли советские люди и моряки других стран. Ещё и сейчас многие караваны ведут иностранные лоцманы, но с каждым годом их становится меньше: эту сложную профессию с успехом осваивают арабы, и совсем скоро они уже не будут нуждаться в помощи иностранных моряков.

Впереди нас по каналу шли четыре судна, а всего в караване их было семьдесят шесть. С одной и той же скоростью, в одной бесконечной колонне, единым строем и на равных началах шли суда под флагами десятков стран.