Аркадий Сахнин - Вот люди

Больше ста судов в день принимает и отправляет Сингапурский порт, и ни одно не пропустят плавучие торговцы. Они делают свой бизнес.

Товары здесь из разных стран, разных фирм и назначений, но есть у них одно общее: не первосортные они. Даже немного больше: подпорченные, чуть подлинявшие, немного прелые. Расчет простой: моряк не заметит, купит и уйдет за океан. А заметит, торговец будет долго качать головой, поражаясь, как это в его отборных товарах оказалось такое. Здесь порою показывают и добротные вещи, но главным образом для приманки. Как правило, их товары — это выбракованные отходы оптовых баз и крупных универсальных магазинов, где цены высокие и доступны немногим.

Надо бы объяснить всё это экипажу, особенно молодежи и новичкам, потому что торговцы опытные, показать товар умеют. Любая безделица упакована в специальный целлофан, сквозь который всё выглядит очень красиво, а на нем десяток кричащих и тоже красивых надписей, вроде «Остерегайтесь подделок под нашу фирму», и десяток отливающих золотом и серебряным блеском наклеек и ярлыков на цветных шелковых нитках, и становится ясно, что лучше этой рубашки или, скажем, этих трусов действительно в мире нет. И упакованы они накрепко, и неловко разворачивать и смотреть: ведь сквозь целлофан всё хорошо видно. А попросишь снять всю мишуру, вскрыть пакет, и уже неловко не купить.

Надо бы объяснить всё это людям, да объяснять надо словами, а красивые вещи агитируют сильнее любых слов. И первый помощник капитана Анатолий Фомин пошел в торговые ряды. Отыскал и купил очень дешевую, сказочной расцветки блузку в изумительной упаковке. Он понес её через всю палубу, и моряки спрашивали, где он купил такую чудесную вещь. А он только улыбался и при всех начал распечатывать её. Его обступили любопытные. Медленно и аккуратно снимал бесчисленные ярлыки и наклейки, вытаскивал булавки и булавочки, картонки и ватные подушечки, и уже все, кто был на палубе, собрались возле него. Когда блузка была, наконец, освобождена от украшений, он слегка потянул её, и она поползла, как промокшая бумага.

Фомин действовал так уверенно, потому что много раз бывал в Сингапуре и хорошо знал плавучих торговцев. Его расчет был правильным: не может такая красивая вещь быть добротной, если отдают её чуть ли не даром. Но ведь многие этого не знают. А новички вообще могут подумать: вот где рай. Эффект получился двойной. Предостерег моряков от приготовленных для них ловушек и показал пусть крошечную, но типичную картинку жизни капиталистического мира.

На палубе шумели торговцы, а в музыкальном салоне расположились таможенные, иммиграционные и прочие власти. На весь экипаж нам выдали десять пропусков для увольнения на берег сроком до пяти вечера.

— Почему десять, ведь нас пятьдесят семь?

— Таков порядок, — улыбается полицейский.

— А почему до пяти? Почему вечером нельзя выйти в город?

— Таков порядок.

— Это для всех иностранцев?

Полицейский молчит, потом, не глядя на нас, изрекает:

— Нет, только для русских и других коммунистических стран.

И здесь, в Сингапуре, и на острове Пенанг в порту Джорджтаун я спрашивал у иммиграционных властей и у других официальных лиц, почему для нас установлен такой «порядок», и получал неизменный ответ:

— Боятся коммунистической пропаганды.

— Кто боится?

Пожимали плечами.

Конечно, те, кто установил ограничения, хорошо знают, что советские моряки не будут собирать митингов, устраивать собраний или подбрасывать листовки.

В международных портах привыкли: моряки, особенно американские, пьют, дебоширят, спекулируют, развратничают. Никто не обратит внимания на моряка, валяющегося на улице. Моряка, но не советского. Случись что-нибудь подобное с советским человеком, это была бы такая сенсация, что о ней заговорили бы все газеты. В этой связи вспоминается случай, происшедший в Гаване.

Наш теплоход «Солнечногорск» вместе с шестью советскими и многими иностранными судами стоял на рейде. Я возвращался с вечера дружбы в Доме моряка около двух часов ночи. Тревожить людей на судне и вызывать катер в такое позднее время не хотелось, тем более что любой лодочник за песо в несколько минут доставит вас на рейд. И пока один из них отвязывал свою шлюпку, я увидел на скамейке двух спящих моряков. Это были ребята не с «Солнечногорска», но мне показалось, что они с какого-то нашего судна. Должно быть, вышло так, что у них не оказалось с собой денег, а вызывать катер не захотели.

Лодочник уже причалил к ступенькам, и я попросил подождать, пока разбужу ребят, которых надо будет потом отвезти на другое советское судно.

— Что вы! — поразился он. — Разве русский моряк ляжет вот так спать на пристани? Эти, — он кивнул в сторону спящих, — с английского судна. Они англичане.

Мне стало стыдно…

После того как власти Сингапура выполнили все формальности, к борту подошел лоцманский катер. Бывшая владычица морей, Великобритания демонстрировала свой шик и хороший морской тон. Стремительный, яркий, начищенный, буквально горящий медью, окантованные края палубы, надраенной до паркетного блеска. Отличный катер.

Легко пружиня по трапу, поднялся на борт английский лоцман. Туго накрахмаленная белая сорочка, белые накрахмаленные шорты, белые гетры, черные, точно лакированные туфли. Высокий, зализанный, с перстнями на обеих руках, непринужденный, улыбающийся, жизнерадостный:

— Гуд монинг, кэптн!

Весь его вид и тон, каким произнесено приветствие, показывает: пришел хозяин.

С внешнего рейда он привел судно на внутренний, охотно перекусил у нас и ушел на своем блестящем катере. Появился второй лоцман точно на таком же катере и сам будто двойник только что ушедшего накрахмаленного:

— Гуд монинг, кэптн!

Этот привел судно с внутреннего рейда к причалу и тоже сошел. Таков обычай порта.

Обычай порта! Это узаконенное в мировой практике понятие. Надо подчиняться любому беззаконию, если оно освящено как обычай порта. Впрочем, беззаконие идет только в одном направлении: выкачать с чужого судна побольше валюты. И каждый порт придумывает свои обычаи.

По хорошо изученной трассе капитан сам без труда проведет судно. Но по обычаю порта надо брать лоцмана. Надо платить. По обычаю порта на судно подают свои концы. Но нам они не нужны, они у нас в изобилии собственные. Ничего не значит, платите! Многотонные стальные крышки трюмов закрывает боцман или старший матрос поворотом рукоятки. Никто не доверит этого постороннему. Но в счете стоит сумма за закрытие трюмов.