Ксения Соколова - Философия в будуаре

Соколова: В Древней Спарте стариков сбрасывали со скалы – как отработанный материал. Мне кажется, что в России сейчас к пожилым людям такое же отношение – собственные дети оставляют их нищенствовать, болеть и умирать абсолютно хладнокровно. И это почти ницшеанское хладнокровие. Я имею в виду, что в нашей стране, по-моему, абсолютно прерваны любые семейные традиции, и сдача родной мамы в дурдом за квартирку в Новокосино – нормальное явление. Как вы – человек, выросший и живущий совершенно в иной традиции отношения к близким, семье, роду, – здесь существуете? И возможно ли эти утраченные русскими семейные связи как-то восстановить?

Агаларов: Перевоспитывать Россию или мир – задача неподъемная.

Собчак: Дело не в перевоспитании. Для вас не секрет, что многие люди в Москве, обсуждая, например, вашу семью, говорят: ну это Восток. Говорят пренебрежительно, подчеркивая, что это абсолютно чуждая культура, отсталая и нецивилизованная. Сами понятия – «кумовство», «родственные связи» имеют в нашем языке негативный характер. Как вы существуете в среде, враждебной вашим ценностям?

Агаларов: Я когда-то листал психологические книжки вроде «Семья и брак», «Психология брака» и удивлялся их содержанию. Рациональный эгоизм: надо себя ставить выше всего, и в доказательство тысяча терминов.

Соколова: Индивидуализм – главное достижение цивилизации. Протестантский слоган – каждый за себя и за всех Господь. Но ведь работает!

Агаларов: Все, кто изучает психологию, – это одинокие люди. У большинства не то что нет семьи, у них, как правило, нет друзей.

Соколова: Это стереотип.

Собчак: Как бы то ни было, на индивидуализме построен цивилизованный мир.

Агаларов: Мое объяснение этому – потому что так жить удобно.

Соколова: Удобно в каком смысле?

Агаларов: В прямом. Эгоисту жить удобнее.

Соколова: Удобно отвечать только за себя?

Агаларов: Конечно.

Соколова: Зачем вы делаете так, как неудобно?

Агаларов: Просто я знаю, что каждый день я должен звонить маме.

Соколова: Что вы ей говорите?

Агаларов: «Как дела? Как настроение? Как давление?» Маме 94 года. Я каждый год насильно вытаскиваю ее из Баку в Москву, потому что это для нее стресс. И стресс мобилизует ее. Она говорит: нет, ты что, как я доеду? Как дойду до самолета? Я говорю: донесем, проведем. В 88 лет я ей сделал у Акчурина (Ренат Акчурин – известный кардиохирург, академик Российской академии медицинских наук. – Прим. ред. ) операцию. Мне все говорили: ты сумасшедший, ты убьешь свою мать. И вот мы сидим в палате. Акчурин видит, как я мучаюсь.

Я должен принять решение: делать операцию или нет. Я по телефону советовался с лучшими кардиологами мира. Они говорят: женщине 88 лет, оставь ее в покое, не мучай. Сколько суждено, столько проживет. Восьмичасовая операция, наркоз. Такие ужасы рассказывали. Я говорю: что будем делать? Акчурин сказал фантастическую фразу. Надо быть гениальным человеком, чтобы такое сказать. «Я снимаю с тебя сыновий долг принятия решения. Решение принимаю я. Я делаю операцию не твоей маме, а своей. Операция завтра». Когда мы потом зашли к маме в реанимацию, Акчурин ее спросил: «Вы можете присесть?» А она, увидев меня, говорит: «Что значит присесть? Я сейчас встану». Когда она встала, Акчурин остолбенел. Как можно в 88 лет встать на ноги после тяжелейшей операции. Мама потом сказала, что очень боялась умереть, потому что я бы расстроился. Мой сын видел наши отношения с детства. Это передается из поколения в поколение. Поэтому мы – семья.

Собчак: Все, что вы говорите, очень красиво и почти невероятно. Как вы сохраняете эти хрупкие вещи в столь враждебной среде?

Агаларов: Эти отношения не надо демонстрировать публике. Это наши внутренние дела. Вы спросили, я рассказал.

Собчак: Но у вас это распространяется и на бизнес. Вы действительно живете неудобно. Как у Высоцкого: «какой ни есть, но он родня». У вас, я смотрю, в ресторанах и менеджеры, и администраторы – троюродный брат, двоюродная сестра, чья-то родственница, внучка-дочка...

Агаларов: Есть такое. Это на грани допустимого. Если мы понимаем, что бизнес позволяет накопить какой-то жирок, этот жирок отдается своим.

Собчак: А браки? Наше общество из каких-то абсурдных соображений осуждает брак по расчету. Хотя, по-моему, в таком браке гораздо больше смысла, чем в какой-то безответственной love story...

Агаларов: Вы моего сына Эмина имеете в виду?

Собчак: Конечно. Он очень разумно женат на дочери президента Азербайджана. По-моему, это прекрасный выбор родителей.

Агаларов: Значит, рассказываю. Нигде в прессе этого не было. Лет пять назад Эмин с двумя своими друзьями на Новый год поехал кататься на лыжах в СанктМориц. Вдруг звонок. «Пап, хочешь хохму, здесь семья президента Азербайджана в полном составе». Проходит ровно два дня. Он мне звонит: «Какая-то непонятная история. Мы три дня подряд обедаем за соседними столами. Я сейчас дам 100 евро официанту, чтобы нас пересадили». Я говорю: не пересаживайтесь, это неудобно, раз вы сели. Лучше подойди и от меня президенту Алиеву передай привет. Он подошел и сказал, что папа передает привет.

Собчак: Вы дружили с Алиевым?

Агаларов: Мы были знакомы. Тогда Эмин впервые обратил внимание на Лейлу. А потом у нас с ним состоялся такой разговор. Эмин сказал, что влюбился, но боится начать ухаживать за Лейлой, потому что вдруг это будет воспринято неправильно. Восточная семья всетаки. Я сказал, что, по-моему, они вполне цивилизованные люди. Можно начать ухаживать.

Соколова: Вы сейчас делаете сенсационное заявление. Женитьба вашего сына на дочери президента Азербайджана воспринимается нашим светским обществом как идеальный восточный договорной брак.

Собчак: Красивый, богатый, талантливый мальчик, принцесса...

Агаларов: Вы же видели их отношения. Эти отношения искусственно создать невозможно. Они безумно любят друг друга.

Собчак: Я с Эмином дружу давно. Он меня всегда приглашал на свои концерты. И я человек очень наблюдательный. Я помню, первый концерт у него был в «Радиус-холле». И я наблюдала тогда за ним и Лейлой. Одним глазом, журналистским, я смотрела на сцену, а другим – на Лейлу. Я была поражена ее взглядом, тем, как она вообще на него смотрит. Я видела, что она абсолютно влюблена. Она не отрывала взгляда от сцены. Все разговаривали, выпивали, а она сидела, не могла шелохнуться, настолько она вся была там. Всегда в отношениях кто-то любит больше, кто-то меньше. Мне казалось, она любит больше.

Агаларов: Нет, там взаимно. Просто у Эмина мой характер. Мы никогда не умели ухаживать. Даже когда нам безумно кто-то нравился. Я не мог подойти, что-то сказать. Эмин как папа. Есть какой-то комплекс.

Соколова: Вот это интересно! Вы же восточный мужчина – это напор, быстрота, натиск! А вы – «не мог подойти...».