Андрей Буровский - Анти-Мединский. Опровержение. Как партия власти «правит» историю

Есть ещё точка зрения Маркса-Энгельса, которые утверждали, что разорил-то крестьян феодализм, а капитализм воспользовался этим, получив огромный источник самой дешёвой рабочей силы. Ну, к мануфактурному капитализму это, возможно, имело отношение. Но к индустриальному? Одна прядильная машина Аркрайта экономила 7 рабочих мест. Для перехода к станочному производству на паровой тяге рабочая сила не требовалась. Конечно, паровой двигатель позволял создавать фабрики не только в удобных местах по рекам, но где угодно. Но все равно индустриальный капитализм можно обвинить только в том, что он не мог поглотить столько разорившихся крестьян, сколько поставлял ему феодализм. Дешёвые рабочие руки, наоборот, препятствуют переходу к станочному производству, поскольку создают ему конкуренцию. Индустриальный капитализм мог бы быть задавлен в зародыше, если бы станки не позволяли создавать товар гораздо лучшего качества, чем товар ручного производства.

Здесь, чтобы понять, почему Россия — не Западная Европа, я вынужден сделать большое отступление, посвященное мелкому единоличному (семейному) крестьянскому хозяйству. Довольно распространена точка зрения, что оно было эффективнее, чем рабовладельческая латифундия, например. Но в условиях Западной Европы это не так. Коллективный труд эффективней единоличного в общем случае. Поэтому римские крестьяне и разорялись веками, а латифундий становилось всё больше. Братья Гракхи поплатились жизнью за раздачу земли крестьянам. Землю раздали. Но не помогло, продолжали разоряться. Потом уже и армию было не набрать (а её набирали из свободных крестьян), приходилось наёмниками обходиться (часто набранными из варваров). Однако всё это правильно только в условиях мирного времени. Латифундия — сложное образование с разделением труда, ей нужны квалифицированные управляющие. Когда Западно-Римская империя вступила в период заката, по всей её территории, включая Италию, стали гулять орды завоевателей. Причём вовсе не гуманных. Но если строения сожжены, управляющий убит, рабы разбежались, восстановить латифундию очень сложно. А вот единоличное крестьянское хозяйство обладает колоссальной способностью к самовосстановлению. Землю завоеватели с собой не заберут, а крестьянин всегда будет пытаться на неё вернуться. И если получится, начнёт восстанавливать своё хозяйство, как только пыль от копыт вражеских лошадей осядет. А когда восстановит, мы с него, голубчика, стрясём налог. Много с него не взять, зато это надёжно.

А ещё единоличному хозяйству присущ парадокс свободного землепашца. Он состоит в том, что, будучи свободным, этот землепашец с необходимостью порождает в обществе большую несвободу. Латифундия нуждается в обществе не меньше, чем общество нуждается в латифундии. А единоличный крестьянин без общества может обходиться годами. Пока урожая достаточно, семья его растёт неограниченно до тех пор, пока урожая станет не хватать. И своей волей он детей своих на голодный паёк не посадит. Если латифундия в обычный год производит 100 единиц продукции, из них 20 проедает, а 80 продаёт, то в неурожайный год она 80 единиц произведёт, и даже если по-прежнему 20 съест сама, то 60 всё-таки продаст. Это 3/4 от урожайного года. Тяжело, но можно жить. А единоличный крестьянин из 100 единиц сам вместе с семьёй проедает 80. Если в неурожайный год он произведёт 80, то по доброй воле не продаст ничего, ну разве 1–2 единицы. Т. е. 1/10 от урожайного года. Это катастрофа. Города умрут, администрация умрёт, армия умрёт, потом придёт иностранная армия и заберёт всё. В реальности этого не будет, общество будет защищаться. Придут солдаты и заберут те же 20 единиц, ну 15 минимум. Т. е. натурально ограбят нашего землепашца, который с семьёй будет вынужден жить впроголодь. Поэтому там, где этот крестьянин, тут же появляются феодалы, управляющие, солдаты, которые следят за ним, считают произведённое и забирают столько, сколько им нужно для своих нужд. И когда расцветает гуманизм и появляется интеллигенция, она тут же начинает кручиниться над судьбой земледельца, который всех кормит, а сам голодает. Однако ещё до падения Западно-Римской империи, а тем более уж после падения способность единоличного крестьянина восстанавливать из руин своё хозяйство перевешивает все его недостатки.

Но время шло, и ситуация начала меняться, причём в первую очередь в Англии, защищённой своим островным положением от сухопутных армий захватчиков. Защищённость, впрочем, появилась только в XI веке, с прекращением ужасных набегов викингов. Но последовали жестокие внутренние распри, и относительное спокойствие воцарилось только в XV веке, с началом правления династии Тюдоров. Примерно тогда же началось и огораживание. Но шло всё достаточно неравномерно. Защищённость удалось подтвердить победой над Непобедимой армадой в конце XVI века. Но в XVII веке начался так называемый Малый Ледниковый Период, когда климат в Европе очень сильно похолодел. В холодном суровом климате единоличное крестьянское хозяйство опять получило преимущество. В условиях обычной мягкой европейской погоды снег сходит (если был) в марте, и весенние полевые работы продолжаются месяца 3. В суровом климате снег сходит и земля оттаивает на 1,5–2 месяца позже, и весенние полевые работы продолжаются всего 1 месяц. В июне — самое жаркое солнце в году. Оно может в короткое время так высушить почву, что брошенные в почву семена успевают пустить очень небольшие корни (или вообще не успевают их пустить). Крестьянин на своей земле тянет из себя последние жилы, лишь бы успеть посадить семена вовремя («страда» и «страдание» — однокоренные слова). Ни от раба, ни от наёмного работника никаким способом не добиться такой же интенсивности труда. В таких условиях единоличное хозяйство выигрывает. К тому же в Англии в XVII веке случились буржуазная революция и гражданская война. А в Западной Европе в XVII веке случились религиозные войны, из которых одна только Тридцатилетняя война унесла жизни почти половины населения Германии и 2/3 населения Чехии. К концу XVIII века Малый Ледниковый Период заканчивался, в Англии настала стабильность, войны в Европе стали гораздо гуманнее (Возрождение, гуманизм) по отношению к мирному населению. Единоличное крестьянское хозяйство стало экономически проигрывать другим формам хозяйств на всей территории Западной и Центральной Европы. Замечая такое положение, феодалы всех стран начали сгонять крестьян с земли, освобождая крестьян от крепостной зависимости, если это требовалось. Свобода эта была не гуманным даром, а желанием очистить землю от неэффективных хозяйств для эффективных. И вот городское население Англии в 1851-м превысило сельское, а США, Германия, Франция достигли того же примерно к началу XX века.