Андрей Буровский - Анти-Мединский. Опровержение. Как партия власти «правит» историю

А что же Россия? А в России и после окончания Малого Ледникового Периода сохранился суровый северный климат. Т. е. единоличное крестьянское хозяйство по-прежнему осталось самой эффективной формой с/х производства. Это если есть, кому пахать. А чтобы было кому, община перераспределяла землю между хозяйствами в соответствии с количеством пахарей. У С. Кара-Мурзы очень хорошо в книге «Столыпин — отец русской революции» всё это показано. Если бы, как в Европе, коллективные формы обработки земли были бы эффективнее, то именно они распространились бы на той земле, которую имело в собственности дворянство после освобождения крестьян во второй половине XIX века (тогда дворяне сохранили свою землю и от крестьянской отрезали себе примерно пятую часть). Но не случилось этого. Дворянство предпочло всё более и более сдавать землю в аренду единоличным крестьянским хозяйствам. Коллективные формы обработки земли стали в России более эффективны только с появлением тракторов в XX веке.

Итак, уже можно суммировать отличия европейских интеллектуалов первой половины XIX века от русских интеллигентов.

1. Европейские интеллектуалы изначально социализированы. Они могут не только сделать изобретение, но и оформить патент на него, построить фабрику, разбогатеть, они встраиваются в капитализм. Русские интеллигенты изначально образуют изолированный слой. Патентное право не работает. Построить фабрику имеет право либо дворянин, либо купец 1–2-й гильдии, но традиции этих сословий препятствуют их участию в промышленности.

2. Европейские интеллектуалы участвуют в Промышленной революции. Все её издержки они относят на счёт феодализма и землевладельцев. Значительная часть этих интеллектуалов — инженеры. Русские интеллигенты видят, что в России не происходит Промышленной революции. Но саму эту революцию они отождествляют с капитализмом и на её счёт относят обезземеливание европейских крестьян и жуткие условия жизни этих разорённых крестьян в городах. В итоге им и российский застой не нравится, и западный капитализм их отталкивает. Почти все они — из дворян.

3. Европейские интеллектуалы осознают обречённость мелкого крестьянского хозяйства. У них перед глазами — примеры лучшего хозяйствования. Для них разорение крестьян — печально, но неизбежно. Русские интеллигенты обречённость мелкого крестьянского хозяйства не осознают, поскольку в условиях России оно ещё не обречено.

Впрочем, возможно, для первой половины XIX века и это описание отличий слишком сложно. Дворянская интеллигенция впервые заявила о себе как о самостоятельной силе в декабре 1825 года, когда попыталась организовать государственный переворот. Сделала она это «по-интеллигентски». Вместо того чтобы, как водится, убить претендента на престол, она демонстрацией силы занималась, мечтая, похоже, вовсе обойтись без крови. По поводу программы они тоже не сумели договориться меж собой, и Муравьёв был категорически против программы Пестеля. Но обе программы — чисто политические. И совершенно утопические. Пестель хотя бы понимал, что без революционной диктатуры его программа осуществлена быть не может. Хотя диктатура Пестеля вряд ли была бы лучше диктатуры Робеспьера. Освободить крестьян с землёй и дать им право голоса — прекрасно. Да только кто бы заставил этих крестьян платить налоги? Или хлеб сдавать в неурожайный год? Разве что революционная диктатура. И кого бы могли выбрать в Народное вече неграмотные люди, в жизни за пределы села не выезжавшие? Пошли бы они это вече защищать? Не нуждались они вовсе в этом вече. Но пошли бы после суровых мобилизаций, как стало ясно в 1918 году, 93 года спустя. А возможно, что и нет, царь им был ближе непонятной республики. А вот дворяне-то пошли бы воевать за свою утерянную собственность.

А республика, она в тот момент так ли уж была нужна России? Вот оценка Валового Внутреннего Продукта (по паритету покупательной способности) в миллиардах американских долларов по курсу 1990 года, сделанная британским экономистом Энгусом Мэдисоном (« Contours of the World Economy, 1–2003 AD», 2997, Angus Maddison ). Я привожу только часть таблицы за период с 1000 по 2003 год после РХ.

Замечу, что императорские Россия и Германия смотрятся в 1820–1913 годах получше республиканской Франции, а кайзеровская Германия — получше уже и Великобритании. Впрочем, похоже, Пестель и Муравьёв про экономику не думали. И представляли эти люди вовсе не всю дворянскую интеллигенцию, а лишь наиболее радикальную её часть. Но восстание подавили, радикальную часть сослали, прочие части замолчали. И так до тех пор, пока все накопившиеся проблемы не прорвались после поражения в Крымской войне.

Тут уже начались настоящие реформы сверху. К тому моменту появилась уже разночинная интеллигенция и интеллигенция творческая. И вся интеллигенция первоначально очень положительно отнеслась к реформам. Но раскололо её полностью освобождение крестьян. Это псевдоосвобождение было результатом очень тяжёлого компромисса между дворянством и самодержавием. Не удовлетворило оно никого. Крестьяне стали не свободными, а «выкупными». А выкуп им пришлось заплатить такой, что реально они заплатили и за землю, и за волю. Да ещё часть земли у них отобрали. Если бы их освободили без земли, им хоть за волю платить не пришлось бы. Если бы их освободили с землёй, не отбирая никакой её части, они хотя бы не думали, что их попросту ограбили (а так оно и было). Русский капитализм тоже ничего не выиграл, поскольку крестьяне остались привязанными к земле, и крестьянская община сохранилась. В результате произошла серьёзнейшая десакрализация царской власти, а заодно и церкви, которая вынуждена была реформу поддержать. Реформа была проведена в интересах одной социальной группы — дворянства, но в силу культурных особенностей эта группа не могла перерасти, скажем, в буржуазию. Заниматься производством она считала ниже своего достоинства, её историческая роль заканчивалась. Не случайно в 1905–1907 годах 1 и 2-я Государственные Думы голосовали за ликвидацию «отрезков» (отторгнутой у крестьян земли в ходе «освобождения»). Голосовали и революционеры, и «трудовики», и кадеты. Поэтому в падение монархии в 1917 году решающий вклад внесли не капиталисты (кадеты), не интеллигенты и не крестьяне, а сама монархия. Заложенная в 1861 году бомба взорвалась. До этого, правда, были «Народная воля» и убийство Александра II. Но непонятно, почему это деяние надо вешать на интеллигенцию. Интересен состав Исполнительного комитета «Народной воли». Это Желябов (родом из крестьян), Перовская (из дворян), Кибальчич (из духовенства), Михайлов (из крестьян), Рысаков (из мещан). Да, это были экстремисты, но происходили они из всех слоёв российского общества.