Сергей Зубцов - Как жить в Западной Европе

Это на уровне международной политики. А теперь экстраполируйте эти данные на Европу, представьте себе, что творится внутри западного общества, как работает массовое западное сознание, умело подстрекаемое невидимыми кукловодами при помощи телевизора. Через то, что делает Запад во внешней политике, а особенно через то, чем он оправдывает свои действия, попытайтесь понять психологический климат самого западного общества. Тоталитаризм. Хоть и от имени масс. Тоталитаризм, не оставляющий ни человеку, ни народу права быть другим. Что-то похожее, хоть и в гораздо более мягкой форме, было у нас при Брежневе. Не забыли ещё? Не выветрилось ещё до конца чувство глубокого удовлетворения от той жизни, от тогдашнего настроения в обществе? Того самого, совкового, вызывавшего желание куда-нибудь уехать, или стать дворником, ни в чём не участвовать и пить водку? Вспомнили тоску? Если воспоминания уже утратили былую остроту, поезжайте Запад, там быстро всё вспомните.

Для дураков всех видов и во всех странах характерна глубокая уверенность в том, что их мироощущение является не только единственно правильным, но и вообще единственно возможным. Классический представитель рабоче-крестьянской среды не верит в полезность книжек и не допускает мысли, что он ошибается. Житель Средней Азии ну никак не верит в поступление в вуз без взятки или в хорошую карьеру без связей, причём не только у них в Средней Азии, в любой стране. Половина населения России уверена, что кустарное выращивание картошки — это вполне достойное занятие для жителя цивилизованной страны в 21-ом веке (и дело тут не в бедности, в сытые брежневские времена тем же занимались). Ну а американец не верит, что большая часть населения планеты не разделяет его «общемировых» демократических ценностей. Каждый дурак уверен, что его система миропонимания изначально заложена Богом в любого нормального человека, а временами встречающиеся отклонения от неё бесспорно обусловлены исключительно злым умыслом их носителей. Соответственно, дураки обычно испытывают резкую неприязнь при встрече с обладателями какого бы то ни было иного мировоззрения. Так вот, в Москве этого, пожалуй, меньше всего. Здесь хоть полосатого слона на улицу выведи — никто и внимания не обратит. Во-первых, люди делом заняты, некогда по сторонам смотреть. А во-вторых, почти у каждого из них есть собственный «полосатый слон» ещё покруче вашего. Также не много этого давления общества на личность и в странах Восточной Европы. Больше в Сибири, Средней Азии, Молдавии. А больше всего в Западной Европе. Если на Западе и находятся изредка глубокие интеллектуалы, знающие, что систем мировосприятия много, то они уж абсолютно уверенны, что совершенство каждой такой системы определяется исключительно степенью её похожести на их собственную, то есть стандартную западную. «Россия всё-таки достигла за последние двадцать лет некоторого прогресса…» Если спросить, в чём же они видят этот прогресс, выясняется: исключительно в том, что политически и культурно она стала более похожа на Запад. Вот ведь парадокс: несмотря на всю историю человечества, создание и крушение громадного количества идеологий и государственных систем, любой новой власти легко удаётся убедить массы, что, несмотря на мелкие недостатки, в главном она — как раз та самая правильная и окончательная.

Итак, подавление личности на Западе процветает. Демократия — это ни в коем случае не свобода, это просто власть среднего человека. Страна живёт так, как хочет булочник. За это я демократию не люблю. Интереснее и продуктивнее, если страна живёт так, как хочет элита. Мощный средний класс — основа стабильной деградации общества. Ну не должен менталитет булочника задавать тон в обществе. Демократия — это социализм на политическом уровне. Как при социализме материальные блага раздаются всем поровну, независимо от производительности каждого (реально это, конечно, не совсем так, но основополагающая идея именно такова), так при демократии права и свободы раздаются всем поровну, независимо от того, кто сколько вкладывает в развитие общества. Демократия — это диктатура мелких лавочников.

Похоже, что абсолютная власть толпы на фоне постоянных манипуляций её же сознанием как раз и взрастили цивилизацию биороботов. Когда Сталин проводил политические репрессии, убирая несколько процентов недовольных или потенциально опасных, это было ужасно. А когда западное общество исподволь проводит такие же репрессии на уровне личности каждого индивидуума, убирая две трети её компонентов — этого даже никто не замечает. В результате, в качестве одного из побочных эффектов этого процесса, в западном мире копится, незаметно аккумулируется в подсознании каждого тамошнего жителя такая злоба, такое неуважение к личности, которые нам и не снилось в бандитской России девяностых годов. Возможно, по прошествии какого-то времени всё это вырвется наружу, со всеми вытекающими отсюда последствиями. Но это мелочи. Главное же состоит в том, что происходящее сейчас на Западе — это отчётливо прогрессирующая деградация духа. Когда-нибудь, в будущем, философы и политологи определят нынешнюю западную демократию как социально-политическую утопию, осуществление которой на практике неизбежно ведёт к вырождению человечества. По сравнению с этим все наши российские проблемы — мелкие неприятности.

Итак, подведём краткие итоги всего вышесказанного. А заодно добавим несколько дополнительных штрихов.

Существенным препятствием, чрезвычайно затрудняющим интеграцию русских эмигрантов в западном обществе является колоссальная разница культур Запада и России. Разница эта складывалась веками и дополнительно существенно усугубилась за счёт закрытости нашей страны в двадцатом столетии. Она столь велика, что человек, не проживший на Западе достаточно долгое время, вряд ли сможет в полной мере представить её себе, даже после прочтения этой книги. Столь же непредставима она и для жителей Запада, не знающих Россию.

Помню, как разговорился я однажды в Осло с неким французом, попробовавшим пожить в Москве и весьма разумно сбежавшим оттуда сразу же, как только он осознал тот огромный объём работы, который ему предстоит проделать, чтобы в достаточной степени интегрироваться в нашу культуру. «Я думал, что увижу ещё одну европейскую страну. Хоть и со своим особым колоритом, но всё же Европу. Ожидал увидеть нищету, стрельбу на улицах и прочие газетные ужасы. Был к этому внутренне готов. Ничего подобного я не увидел, зато увидел нечто гораздо худшее. В Москве я беспомощен как ребёнок, нахожусь там в постоянном стрессе. Вы абсолютно другие, я вас не понимаю и не могу жить среди вас. Расстояние от Франции до Норвегии практически такое же, как от Франции до России. И внешне мы не сильно друг от друга отличаемся. Но какая разница культур! В Норвегии я почти дома, в Москве — на другой планете. К вам можно съездить месяца на два-три, посмотреть, познакомиться, постажироваться. Но жить и работать в России, стать частью вашего общества — это заново с нуля прожить ещё одну жизнь».