Сергей Сеничев - Диагноз: гений. Комментарии к общеизвестному

Незабвенный Константин Сергеевич приходился Николаю Александровичу кузеном. И в 1883-м, после ухода того в мэры, пробил Кокосин час принимать бразды правления делом предков. А времена, надо сказать, стояли кризисные: и вообще, и для фирмы «Владимир Алексеев», в частности — спрос на золото-волокно сходил на нет. Воцарившийся Александр III предпочитал казацкий стиль, да и конкуренты поджимали. Но и Кокося дурака не валял…

Считается, что ничем, кроме погони за богемной славой этот возлюбленный фанатками партнер самой Ермоловой не занимался. На деле же один из основателей Московского общества искусства и литературы был первоклассным производственником. За пять лет до исторической 26-часовой посиделки с Немировичем в «Славянском базаре» К. С. Алексеев-Станиславский выехал в Европу с целью самого настоящего промшпионажа. Из его писем супруге (актрисе Лилиной) понятно, что западные партнеры прекрасно сознавали истинную цель визита и всячески перекрывали кислород любопытному русскому. Но К. С. не сдавался: «Пришлось осматривать потихоньку, то есть в то время, когда мастера отдыхают днем… Теперь меня не удивляют баснословно дешевые цены заграничных рынков, — писал он брату, — Папаня поймет, какого прогресса достигли здесь в золотоканительном деле: я купил машину, которая сразу тянет товар через 14 алмазов…»

Привезенный им станок моментально вернул Алексеевым статус первых российских золотоволокитчиков. А двумя годами позже Константин Сергеевич порушил и монополию европейцев на производство волоков, через которые золото вытягивалось в нить, открыв на своей фабрике собственный алмазный цех. Теперь и конкуренты, забыв о загранице, ездили за этими самыми вильерами к Станиславскому… извините, Алексееву, у которого было не только ближе, но и дешевле… В 1900-м его чудо-нитка получила гран-при Всемирной парижской выставки, а сам К.С. был удостоен соответствующего диплома и золотой же медали. Так что открывать собственный театр ему было на что…

И человек, лишенный коммерческой жилки, так бы и поступил — ухнул бы потом и кровью нажитое на устройство зрелищного предприятия в одиночку. Наш же герой был не таков: он организовал акционерное общество, благодаря чему основные затраты понес компаньон по имени Савва Морозов (в прошлом одноклассник великого режиссера по гимназии). При этом К.С. хватило ума не спешить подставляться и в роли худрука организуемого театра — с этим корыстным прицелом им был зазван в дело Немирович.

Бывший к тому моменту предельно раскрутившимся творческим менеджером Владимир Иванович оказался еще и единственным в их компании «потомственных горожан» дворянином. В каковой связи ему, известному драматургу и театральному педагогу, было отведено эксклюзивное право участвовать в деле исключительно «своим трудом», за что устанавливалось жалованье в размере 4200 рублей годовых. Как, впрочем, и Константину Сергеевичу, назначившему себя вторым «распорядителем дела». Помимо распорядителям полагались 10 % от годовой прибыли предприятия (остальным пайщикам отвели по 6 % с каждого внесенного рубля). И следом уточнение: «Если при этом получается остаток, то половина его выдается распорядителям поровну, а вторая идет для усиления средств предприятия». А три года спустя, когда театр начал приносить внушительную прибыль (сборы доходили до 3000 рублей за вечер, аншлаги МХТ — одна из самых славных страниц в истории российского театра), г-н Станиславский провел срочное переакционирование. И всё имущество театра с репертуаром перешли в собственность их с Владимиром Ивановичем, примкнувшего к ним своим талантом и частью гонораров А. П. Чехова плюс ряда ведущих актеров труппы. А понесший основную финансовую нагрузку Савва не только отказался от возмещения своих затрат, но и пожертвовал в кассу театра еще 15 тысяч…

Историю дальнейших разногласий распорядителей Константина Сергеевича с Владимиром Ивановичем принято толковать как историю творческих противоречий, однако глупо было бы не иметь в виду и чисто меркантильных мотивов этой растянувшейся на долгие годы вражды двух главных акционеров чертовски доходного дела. Не говоря уже о правах на театр как здание — дорогущий особняк в самом центре Москвы, построенный фактически на Морозовские деньги…

Тем, кто не в курсе, сообщим, что в 1909-м алексеевская фабрика начала выпуск электротехнических кабелей и проволоки, что оказалось куда доходней давешней золотой канители… Так что «Чайка» «Чайкой» и «Синяя птица» «Синей птицей», а о кармане Константин Сергеевич не забывал никогда. Во всяком случае, до победы социализма в отдельно взятой — его — стране, превратившей господина Станиславского из передовиков капиталистического труда в ограбленного, хотя и заслуженного деятеля искусств…

ШАЛЯПИН…

Растиражированная Макаревичем формула «Бесплатно только птички поют» — его, шаляпинская. Во всяком случае, у Бунина это черным по белому и буква в букву.

На пике карьеры Федор Иванович был самым высокооплачиваемым отечественным исполнителем. За каждый выход на сцену брал не меньше 10 тысяч целковых. Плюс 65 тысяч в год за приписку к Императорской сцене… Позже, с появлением граммофонной записи, источником дохода сделалось и тиражирование его бессмертного голоса. «Люблю граммофонные записи, — признавался Федор Иванович, — Меня волнует и творчески возбуждает мысль, что микрофон символизирует собой не какую-то конкретную публику, а миллионы слушателей».

Любопытно, правда, вспомнить, что его первое посещение студии звукозаписи закончилось скандально: репетировал-репетировал он перед этим символом, а потом рявкнул, что отказывается петь в «металлическое ухо» и был таков.

Но капризулю уломали: 15 тысяч рублей за насколько арий и романсов кого хочешь уломают. И в 1902-м вышла первая пластинка. Успех был настолько потрясающим, что Федор Иванович моментально превратился в одну из первых жертв пиратства от грамзаписи. Да-да, тогда уже закрутилось: страну наводнили тысячи поддельных дисков, с которых звучал неизвестный имитатор, певший под Шаляпина. Пришлось бороться. И вскоре на каждом «защищенном» диске значилось: «…я, нижеподписавшийся артист Федор Шаляпин, сим удостоверяю, что граммофонные пластинки я напечатываю исключительно для акционерного общества «Граммофон» (по нотариальному условию), а потому всякое появление граммофонных пластинок с напетыми мною пьесами в других каких бы то ни было обществах мною признаются за подделку»…

Его сверстник КАРУЗО(«Мефистофеля» в Ла-Скала они раз даже вместе спели; дирижировал Тосканини — спектакль века!) имел с выхода двенадцать с половиной тысяч франков — что-то около пяти тысяч тогдашних рублей. Дотошные газетчики подсчитали, что, если выходов у маэстро не менее восьмидесяти в году, то «каждая нота, выходящая из его горла, превращается, можно сказать, в червонец»…