Владимир Попов - Очерк и публицистика. Журнал Наш современник № 2, 2012

Потом вернулись дезертиры, не захотевшие уходить на восток с войском Колчака. Потом мужики верёвками срывали крест с церкви под испуганными взглядами оцепеневших баб. Потом была организация колхоза со многими «картинками». Одна из них: бабушка падает на пороге стайки, не давая деду уводить корову в колхоз, а дед бьёт её налыгачём. Всяко было…

Потом была песенная весенняя посевная всем нарядным колхозом с первым трактором. Был первый «красный обоз» с урожаем. Второй обоз. Третий… А план хлебопоставок всё увеличивался. На трудодень ничего не осталось. Даже на семена. На следующий год — голод. А тут ещё один «рот» родился — я.

К тому, что было, могу добавить и свои «памятные фотографии». Отец, как фокусник, зажигает и гасит висящую над столом лампу под крики, смех, звон бутылок и стаканов — пришло электричество! На площади у клуба «заговорила» на столбе чёрная тарелка — радио!

Конечно, мои телячьи радости раннего возраста — слабые аргументы. Я также визжал от восторга, когда папу провожали на фронт, и он, вскочив на стол, как с трибуны, кричал: «Наше дело правое — мы победим! За Родину! За Сталина!»

А чего же я утаиваю про раскулачивание и репрессии 1937 года? Но никаких отзвуков ни во мне, ни в семье, ни во всём обширном родственном клане 1937 год не оставил. Правда, я, уже взрослый комсомолец хрущёвского времени, «требовал» за это ответа у «сталиниста», инвалида войны, на что отец зло ответил: «А не было никакого раскулачивания, никаких „воронков“». — «Но это же…» — я ему хрущёвскими словами про «культ личности». «У нас не было, — твёрдо отрезал отец. — Слава богу, стукачей не оказалось».

Так вот, что за народ такой был — советский? Был ли? А может, и есть?

Пожалуй, как первое характерное отличие надо назвать товарищество. Помимо официально введённого обращения друг к другу в связи с отменой сословий, очень быстро вошла в быт, культуру, в обиход «простого» народа некая общественная ипостась. Ленинские слова «жить в обществе и быть свободным от общества — нельзя» были ответом на провозглашение либеральных свобод.

Не будем оценивать практику складывавшегося социалистического общественного устройства и формирования социалистического сознания, но отметим бесспорную роль в жизни каждого члена советского общества коллективистских начал: производственные, профсоюзные, комсомольские, партийные собрания, заседания многочисленных комитетов, кружки самодеятельности, соревнования, спортивные состязания, культ- и турпоходы и т. д. Разумеется, «притирание» двух диаметрально противоположных начал, заложенных в человеке (личного и общественного), происходило и будет вечно продолжаться. Но то советское общество проводило «притирание» с целью достижения гармонии во имя поставленной высокой идеологической цели — формирования нового гармонически развитого человека, и это — исторический факт.

Итак, товарищество, гармонизация общественных и личных интересов — первый характерный признак советского человека. («Нет уз святее товарищества!» — идёт из глубин русского народного сознания, подчёркнуто ещё великим Гоголем.)

Вторым характерным признаком советского человека надо назвать стремление к знаниям. Здесь не сразу высвечиваются заложенные в государственном масштабе различные «всеобучи», «ликбезы» и «рабфаки», курсы и институты повышения квалификации, вечерние и заочные школы и другие формы «охвата» (термин вполне официальный) учёбой каждого члена общества. Ленинские слова «Учиться, учиться и учиться!» первенствовали в наглядной и устной агитации и пропаганде.

Жажда знаний манила, вела, заставляла учиться. Не просто мотивы личной карьеры, престижа, материальной выгоды вели русского, советского человека к знаниям. Это сторона разумелась сама собой («не вечно тебе крутить быкам хвосты в колхозе»), но главенствовали соображения более высокой значимости, наполненности «золотым содержанием» научного знания, народного признания.

Из деревни стали уходить не только в солдаты и на промыслы, но и в университеты. Опять же по себе сужу: я один из первых студентов за двухсотлетнюю историю деревни. Да и к нам стали приезжать учителя, агрономы, врачи, инженеры.

Этим «образованцам» надо бы гимн пропеть, по-хорошему, за их исключительную историческую роль в рывке советского народа к знаниям с 20-х по 90-е годы XX столетия. Это они, надевшие габардиновые плащи, шляпы и шляпки, повязавшие галстуки и шарфики, становились образцом для подражания многочисленным родственникам и соседям не только в «городской» моде, но и в оборотах речи, в любви к книгам, в нравственной и личной гигиене. Это на их долю пришлась основная тяжесть подъёма всеобуча и роста знаний в бесчисленных бесплатных кружках юннатов, техников-конструкторов, рукодельниц, в самодеятельных художественных и спортивных секциях, в организации множества смотров, конкурсов, олимпиад, в нравственном и эстетическом воспитании детей и юношества.

«СССР — самая читающая страна» — не просто красное словцо. Даже сделав поправку на давление пропаганды, на обязательную подписку на партийные издания, без всякого преувеличения можно сказать, что миллионные тиражи не покрывали спроса на такие познавательные журналы, как «Знание — сила», «Техника — молодёжи», «Вокруг света», толстые литературные журналы. За ними и за собраниями сочинений классиков выстраивались очереди.

Нынешние издатели с ностальгией вздыхают по разваленной теперь советской системе книгоиздания и книготорговли.

Всё советское общество было пронизано педагогикой сверху донизу. И дело не только в главенствовавшей и властвовавшей коммунистической идеологии, — в основу государственной педагогики ложились вошедшие в быт и культуру русского народа фундаментальные принципы и традиции, заложенные в тысячелетней истории России. Недаром, когда сформулировали «Моральный кодекс» советского человека (строителя коммунизма), то он чуть ли не полностью повторил христианские заповеди.

Попутно следует отметить, что охотников поэкспериментировать на «новом человеке» было немало. Достаточно вспомнить Пролеткульт, пытавшийся «сжечь Рафаэля», создать своё новое, пролетарское искусство, перевоспитать в «революционном духе» зрителя, слушателя, читателя.

К разгрому Пролеткульта приложил руку В. И. Ленин и дал наркому просвещения важные инструкции: «Всё ценное в старом искусстве сохранять, к новому относиться сдержанно, давать ему возможность развития, но ни в коем случае не давать заниматься захватничеством» (цитата в пересказе Луначарского). Был не только сохранён, но и развит великий русский театр, создано великое советское кино, расцвела на народной основе советская музыка, особенно русская советская песня.