Илья Эренбург - Война. Апрель 1942 г. - март 1943 г.

Гитлеровцы хотели завоевать весь мир, и в этой войне Германия потеряла свое лицо, свою душу, — Германия потеряла Германию. Мы вышли в бой, чтобы отстоять свой дом, свою землю, и в этой справедливой войне мы обрели любовь, признание всех народов мира. Такова сила, таково волшебство подлинного патриотизма.

14 июля 1942 г.

Я получил письмо от командира Казанцева. Он пишет: «Нужно поднять в русском народе такую ненависть к немцам, чтобы наш русский человек бил немцев всем, чем может, чтобы женщины, старики, дети вооружились топорами, косами, камнями и при встрече с немцами убивали их, Все наши столетние завоевания, все созданное вашими предками и современниками может оказаться в руках врага. Мы, наше поколение, несем ответственность за судьбу России. Ведь — представьте себе на минуту — если бы врагу удалось осуществить свое подлое дело покорения нашего народа, тогда следующее поколение, те, которым теперь пять или десять лет, плевали бы нам в глаза за то, что мы оказались не на высоте и не сумели отстоять величайшую державу мира…»

Священная тревога чувствуется в словах командира Казанцева: тревога за судьбу России. Оказавшись в глубокой шахте, чувствуешь, что такое воздух. Когда мать больна, чувствуешь всю силу любви к ней. В эти суровые дни мы поняли, что враг грозит России, и одна мысль одушевляет нас: отстоим родину!

Кропотливо, год за годом, дом за домом, строили люди Россию. Строили стены Кремля, палаты и бойницы. Строили на северных реках просторные избы. Строили городские ворота, башни, крепости. Строили дома, каминные и деревянные, церкви с золотыми куполами, дворцы с колоннами, арки и мосты.

Русь отбивалась от ханов, отбивалась от немцев, крепла, росла, хорошела. Великая держава вышла к двум океанам, к Черному и к Белому морям, она поднялась на крышу мира — Памир, своим дыханием она растопила льды Арктики.

По Двине, по Сухони, по Онеге плыли еще теплые стволы деревьев. Из них сколачивали корабли, ими крепляли шахты. Русская земля богата черным золотом: есть уголь и в Донбассе, и в Сибири. Там, где некогда язычники поклонялись божественному огню, возникли грандиозные нефтяные промыслы. В Сибири охотники били пушного зверя. Плавали в Волге огромные рыбина. Вологодские кружевницы плели затейливые кружева, и мастера Дагестана ковали кинжалы. Снегом хлопка покрывались плодоносные земли Средней Азии. В Абхазии зацвели апельсинные рощи, и впервые красные помидоры загорелись на огородах Архангельска. Вспыхнули электрические лампочки в избах Печоры, в саклях Кавказа, в белых хатах Украины. Заводы изготовляли станки и телескопы, автомобили и хронометры. В неистощимой земле находили монеты Киевского княжества и новые жилы золота. В стране было все — северные олени и тигры, кедры и магнолии, горы Кавказа и бескрайные степи, тундра и виноградники Крыма, многомиллионные города и заповедники природы — безлюдные чащи.

Россия стала частью света, материком. В ней жили, работали, горевали и радовались дети многих народов. Великая держава, она не подчинялась никому. Она выбрала свой путь, она первая в мире провозгласила права труда и братства.

Мы любим ее громко, торжественно, как мощное государство. И мы любим ее просто, задушевно, по-семейному, как свою избу. Мы любим ее достоинства и ее недостатки, ее славу и ее обиды.

Идет бой за Россию, за державу, сколоченную трудом поколений и окропленную кровью поколений, за державу, которая родилась на светлых водах Днепра, о молодости которой говорил вечевой колокол Новгорода, которую бережно строили — от Ивана Калиты до наших дней. Идет бой за свет русской культуры, за язык Пушкина, за украинскую песню, за наши книги, за наши музеи, за наши школы. Сколько нужно было веков напряжения, чтобы избяная, лесная Русь создала гранитный Ленинград! Только великий народ мог построить Адмиралтейство. Только великий народ мог родить Льва Толстого. Только великий народ мог двадцать пятого октября открыть новую эру. Нам досталась в наследство единственная, прекрасная, трижды любимая страна. В нее вторгся алчный немец. Он хочет убить Россию. Мы видим опасность, и мы сознаем всю глубину нашей ответственности. Внуки или будут прославлять подвиги героев 1942 года, или они проклянут нас, изнывая в немецком плену.

Может быть, наша ненависть остыла? Может быть, мы забыли развалины Киева, поруганную Одессу, сожженный Смоленск, изуродованный Новгород? Теперь нашу ненависть снова накалили добела: немцы залили кровью города Донбасса и тихие казацкие станицы. Враг грозит Сталинграду. Враг рвется на Кубань. Суровые дни требуют от нас двойного мужества, двойной решимости.

Если ты сражаешься сейчас у Дона за золотые нивы, за сады, в которых уже тяжелеют яблоки, помни — враг должен ступать только по немецким трупам, враг должен шагать только к своей смерти, врага нужно остановить. Если на твоем участке между раскатами орудий водворяется тишина, прислушайся к ней, и ты услышишь, как учащенно бьется сердце разгневанной России — сейчас решается ее судьба на годы, может быть, на века. Бойцы, перед вами девушка на виселице, и немец с петлей в руке — немец замахнулся на Россию. Бойцы, в ваших руках будущее родины.

28 июля 1942 г.

Немец Рихард Громмель, в прошлом студент, потом ефрейтор германской армии, в майский день, когда кругом цвели курослепы и пели жаворонки, записал в своем дневнике: «Вокруг нас весна, торжество жизни, а мы чувствуем себя мертвыми. Дело не только в опасности, мы свыклись с мыслью, что каждый из нас может ежечасно умереть, дело в другом — никто из нас не знает, зачем эта смерть? Мы еще говорим о Германии, о фюрере, о воинской чести, но для нас это — слова, мы знаем, что наша смерть бессмысленна и неотвратима. Мы умираем от какой-то эпидемии, которую зовут „войной“. Когда я был в школе, нам много говорили о войне, и война тогда казалась мне веселой игрой с хлопушками и с орденами, а на самом деле — вонь и смерть, вот и все! Мне противно теперь думать о Гильде. Может быть, она сошлась с другим, может быть, просто спокойно сидит у окна и шьет. Я даже не завидую ее спокойствию, для меня она чужая, не жена, а феномен, живучее насекомое. Я скажу больше — Германия для меня теперь не существует, да и для моих товарищей, я в этом убежден. Во-первых, убежать туда нельзя, во-вторых, убежать вообще нельзя — нельзя уйти от себя, а мы уже не люди, но оружие, как в газетах пишут, „материальная часть“. Вонь и смерть, несмотря на цветение и прочие весенние штучки! Баб кругом нет, угнали или разбежались, А водки тоже нет. Только рыжая гнусная физиономия Гайнца. Боже, как я ненавижу товарищей!..»