Илья Эренбург - Война. Апрель 1942 г. - март 1943 г.

Год тому назад берлинское радио передало: «Немецкие войска проникли в Ленинград». В ту ночь немки сладко спали в перинах. Им снилось, как их мужья грабят вторую столицу России. А их мужья в ту ночь умирали с руганью на сухих, растрескавшихся губах.

Карлушка-колбасник не прогарцовал на немецкой кобыле по Невскому. Теперь «Кенигсберг альгемейне цейтунг» пишет: «Непрерывно палят все орудия Ленинграда и Кронштадта. Это испытание немецких нервов». Вешатели жалуются, убийцы исполняют романс «Жалоба девы». У кровожадных колбасников оказались нервы кисейных барышень. Они думали громить из своих орудий Ленинград. Они не знали, что им придется отведать ленинградских снарядов. Кенигсбергская газета возмущена: «Немецким солдатам приходится под Ленинградом иметь дело с ожесточенными мужиками». Эти чистокровные колбасники недовольны: их лупят «мужики»!

Они возмущены, что мы «ожесточились». Может быть, они думали, что мы раскиснем от их мин, что мы расчувствуемся от их бомб, что мы захнычем?

Мы действительно ожесточились. Мы помним зиму Ленинграда, Мы видим раны великого города. Расплата впереди. Пока что кенигсбергские самцы получают задаток под Ленинградом, а кенигсбергские самки получили первую повестку у себя дома.

Военный корреспондент «Кракауэр цейтунг» тоже недоволен защитниками Ленинграда. Он пишет: «К нашим позициям катится вал огня и дыма; из развалин домов вылезают советские солдаты, их число растет, они атакуют позиции полицейской дивизии СС, кричат „ура“, многие из них даже поют. Это трудные минуты для СС». Бедные полицейские овечки — несчастные СС. Они любят другие звуки: стоны детей, хрип повешенных, фокстрот в парижских кабачках и залпы пробок от шампанского. У них нежные уши, они не выносят грохота русских пушек. Они не одобряют наших песен, они не терпят русского «ура». Они с вожделением смотрят на Ленинград, но город неприступен.

Некто Зейберт пишет в «Фелькишер беобахтер»: «Только 30 километров отделяют финских солдат от колоссального и бессмысленного города, построенного чужеземцами-русскими на берегу этого северного моря». Колбасник сосчитал километры, это он может. Он не измерил другого — силы русского сердца. Не километры отделяют презренных лахтарей от Ленинграда, но советские бойцы. Напрасно они пялят свои рыбьи глаза на великий город.

Лахтарь лает в газете «Аян суунта»: «Мы с нетерпением ожидаем завершения осады города Петра. Пока Ленинград будет находиться в руках русских, он останется для нас угрозой. Этот город должен быть завоеван раз и навсегда». У моськи визгливый голос, но где немец сломал зубы, там не пролезть лахтарю. Эти наглецы хотят не больше, не меньше, как завоевать город Петра, город Пушкина, город Ленина. Самое большее, на что их хватит, — облаять город-великан. Оказывается, Ленинград для финнов — «угроза». Может быть, солнце тоже «угроза» для сычей или для летучей мыши? Если финнам не нравится, что Ленинград слишком близко от них, мы можем их отодвинуть.

Немецкие наемники начинают понимать, что им не справиться с Россией. Лахтарь из «Аян суунта» скулит: «Красноармейцы сражаются против нас с неожиданной яростью. Русская стойкость показывает глубину восточной души. Советские юноши почему-то убеждены, что они должны умирать за Россию».

Слепцы с рыбьими глазами, они не способны увидать величия вашего города, Нашу ярость они называют «неожиданной». Интересно, чего они ждали? Может быть, что мы скажем финнам: «Садитесь, миляги, нам на шею»? Может быть, они думали, что мы примем Карлушку-колбасника с почестями, что мы проведем его кобылу к Зимнему дворцу?

Лахтарь удивляется, почему советские юноши готовы умереть за Россию. Он ведь — лахтарь — умирает не за свою родину, а за Германию. Он жалкий наемник, ему не понять мужества наших бойцов, которые отстаивают родную землю. Но мы не хотим умирать. Мы готовы принять смерть, если нужно, мы не побоимся, не отступим, но мы хотим жить. Мы хотим, чтобы жил Ленинград, чтобы снова зажглись яркие огня на Невском проспекте, чтобы восстали разрушенные дома, чтобы детвора заполнила веселым гомоном Летний сад. Мы хотим, чтобы жила Россия, чтобы мирно наливались соком гроздья Кавказа, чтобы, как светляки, реяли огоньки волжских пароходов. Мы хотим, чтобы наши девушки смеялись.

Мы хотим, чтобы наши матери спокойно спали. Мы хотим жить.

Ленинград воспели Пушкин, Гоголь, Достоевский. Это самый прекрасный город мира. Если этот город хоть раз приснится — его не забудешь. Это самый мудрый город. Его история полна извилин, как мозг. Только тупой колбасник мог назвать его «бессмысленным городом». Мы не станем спорить с немцем. Немцу мы ответим свинцом — за ваш Ленинград, за нашу гордость, за гордость России.

4 октября 1942 г.

После артиллерийской подготовки немцы пошли в атаку. Они думали, что в рощице не осталось живой души. Тогда закричал. Жамбул Тулаев: «Ни шагу назад!» Семь бойцов. Пулеметчики выбыли из строя. Тулаев лег за пулемет. Немецкие автоматчики просочились во фланг. «Ни шагу», — кричал Тулаев. Атака была отбита. Жамбул Тулаев — бурят. До войны он был искусным охотником. Далеко до дома Тулаева, далеко от Старой Руссы до Байкала, Но Жамбул Тулаев защищает свою родину.

Гавриил Хандогин родом из Красноярского края. Бродил по тайге с ружьем, — бывало, приносил домой по двадцать белок. Жил хорошо человек: жил, как ему нравилось. Напали на Россию немцы. На Волхове осколок мины ранил Хандогина: оторвал указательный палец на правой руке. Что же, Хандогин приспособился. Недавно он убил сто шестнадцатого немца. Он говорит: «Ох, и зол я на них!..»

Абдулла Сифербеков — лезгин. Он уложил много немцев. Он говорит: «Наш народ любит оружие, умеет стрелять. Я с детства бил кабанов. Когда кабана подстрелишь, он кидается — злой, но немцы хуже кабанов; немца мы не трогали, немец на нас пошел. Я их бью лучше, чем кабанов. Нужно их всех перебить — это и дитя понимает».

Иосиф Катус — белорусс. Был механиком. Когда напали немцы, сменил отвертку на ручной пулемет. Недавно он ходил в атаку. Немцы открыли сильный минометный огонь. Катус крикнул: «Вперед, друзья!» Он расстрелял немецкого офицера и десяток солдат. Вдохновленные его примером, пошли другие. Когда командир поздравил Катуса, смельчак ответил: «Беларусь…»

Донской казак сержант Александр Сазонов, бросая в немцев одну гранату за другой, приговаривал: «Это вам за Ростов, это за Новочеркасск». Казак Петр Астахов еще недавно выращивал резвых дончаков, теперь он уничтожает немецкие танки: он уже подбил две машины. Казак Яков Рябов говорит: «Мы их зарубаем. Неумеючи и свинью не убьешь, а немца нужно бить умеючи». Об умении Рябова могли бы рассказать немцы, но мертвые молчат.