Борис Зайцев - Дневник писателя

У Муратова — мысль иная: развитие непрерывно , основа его — эллинистическая традиция, никогда окончательно не вымиравшая, а в XII веке, в связи с некоторыми жизненно-общественными обстоятельствами, давшая пышный расцвет (так что государственная мощь ни при чем. Скорее сходство с Ренессансом итальянским).

От движения масс, школ, стилей возвращаемся к человеку — к самому автору, «русскому европейцу», следим, хоть и без юбилейной даты, за его писательским путем — судьбою.

Начинал он в Москве, любя Запад. Показывал Запад этот русскому читателю. Потом России и Западу объяснял древнерусскую иконопись, а теперь и совсем стал западным, пишет о Беато Анджелико для итальянцев, о Византии для французов, англичан, о «Французской готической скульптуре» (книга, выходящая на днях) — для французов. Голландские художники интересуются его «Иконописью». Лувр приглашает для устройства византийской выставки.

Забыл ли он Россию? Отошел ли от нее? Конечно нет. Временно (будем надеяться!) от нее, как и все мы, оторванный, продолжает большую, спокойную (в эмигрантских условиях до удивления плодотворную) деятельность — литературно-научную. Не его вина, что главнейшие книги его теперь не по-русски. И, может быть, даже хорошо, что о нашем Рублеве (заканчивающем собою «Византийскую живопись») написано по-итальянски, что ангел из Ярославля и «Владимирская Божия Матерь» показаны западному читателю. «Русский» не значит азиат, не значит и провинциал.

Старушка в книжной лавке св. Иосифа, близ церкви Отейль {131} 131 Отейль — Отёй (Auteuil), пригород Парижа. Его истории, культуре и церкви Зайцев посвятил очерк «Отейль» (Возрождение. 1930. 13 апр., 30 марта). , продала мне энциклику Пия XI «Quadragesimo anno» [63] «В год сороковой» (лат.). {132} 132 В 1931 г. Папа Пий XI в энциклике «Quadragesimo anno» («В год сороковой»), отметившей юбилей «Rerum novarum», подтвердил приверженность Ватикана социальной проблематике. В ней, в частности, говорилось о достоинстве труда: «Любой человек, исполняющий свой долг честно и с пользой, трудится для общего блага, идя по стопам Того, Кто, будучи Богом, предпочел быть плотником среди людей». Пий XI (в миру Акилле Ратги; 1857–1939) — Папа Римский с 1922 г. , недавно опубликованную. Это брошюра страниц в шестьдесят. Св. Престол приурочил ее к сорокалетию знаменитой энциклики Льва XIII «De rerum novarum» [64] «О новых вещах» (лат.). {133} 133 Социальная концепция Католической церкви начала вырабатываться с 1891 г., когда Папа Лев XIII выступил с энцикликой «Rerum novarum» (от первых слов латинского текста послания: «Новых вещей касаюсь я…»), посвященной положению трудящихся, где, в частности, говорилось: «Церковь не настолько озабочена духовными потребностями своих детей, чтобы пренебрегать их мирскими, земными интересами. Она хочет, например, освобождения неимущих от бедности и несчастий и улучшения их жизненных условий». Столетие энциклики «Rerum novarum» было отмечено в 1991 г. энцикликой Иоанна Павла II «Cenfesimus annus». Лев XIII (в миру Джоакино Печчи; 1810–1903) — Папа Римский с 1878 г. : о рабочем движении, социализме, капитализме, богатых и бедных — обо всем, раздиравшем жизнь времен довоенных (но уже новых). Сорок протекших лет не внесли мира в мир. «Раздрание» его зашло, пожалуй, даже дальше, являя вечную двусторонность, вечную полярность исторического процесса. Жизнь не улучшилась . Значит, надо ее направлять, подымать. Пий XI веские имел основания к обнародованию своего послания, развивающего и укрепляющего тему Льва XIII.

Первые же страницы энциклики, с ее мерными и спокойными периодами, несущими в себе некую тонко разлитую «не-светскость», вызывают облик Ватикана, чудодейственного и единственного установления, не имеющего ни равных, ни подобных. Государство? — Нет. Власть? — Да, но особенная. Особый, удивительный организм, два тысячелетия продержавшийся в том самом городе, где родился, не знающий ни времени, ни старости, ни устал<���ости>… Помню, как волновали (давно, в юности!) бесконечные медальоны-портреты пап в St.-Paolo в Риме, несколькими рядами опоясывающие этот храм, — от первохристианских Каллистов и Климентов до нынешних Пиев и Львов. Вспомнился и сейчас, за энцикликой, этот летейский строй. Вспомнился сам Ватикан — тихие его дворцы, сады, пинии, станцы Рафаэля с «Disputa», «Афинской школой»…

Нечто летейское, от нечеловеческого спокойствия есть в духе послания св. отца. Президент, диктатор, монарх, обращаясь к народу, говорит языком власти, оружия, денег, интриг. Слова Пия XI маломатериальны, легки, как негромкий лепет, касаются жизни — самого в ней тяжелого и трагического, — а производят впечатление спиритуального. Взор писавшего направлен ввысь, все пишется «по звездам», ибо все земное лишь тогда — смысл имеет, когда связано с этим высшим. Земля может обливаться кровью и смертным потом. Св. отец любит и сострадает ей. Но в ее бурю не спустится, все будет идти той же ровной, надземной дорогой, голос его не может быть голосом партии, трибуны, комитета.

Социальная философия Пия XI не так сложна. (В любой стране близки к ней партии центра.) Труд и капитал — силы равновеликие, на их взаимоотношениях общество покоится, и для того, чтобы все шло правильно, нужно, чтобы равновесие не нарушалось. Та и другая стороны могут проявлять эгоизм неправый. Вредно и дурно, когда капитал смотрит на трудящихся как на рабов, эксплуатируя их. Одни трудящиеся, без капитала, не могут ничего создать, и их претензии на овладение миром, по мнению энциклики, несостоятельны. Она признает право собственности. Однако собственность ограничена общественною пользой. Приближаясь тут к умеренному социализму, Папа не возражает против овладения государством некоторыми видами собственности. («Ибо есть известные категории имуществ, относительно которых можно с полным основанием утверждать, что они должны быть сохранены за коллективом…»)

Но к самому социализму, даже не боевому, и у Пия XI отношение отрицательное. Иначе и не может быть. Ни борьбы классов, ни обобществления собственности никогда Ватикан не признает. И — еще важнее: для Папы здешнее устроение есть лишь тень устроения вечного, для социализма «здешнее» — все. Это — бездна, разделяющая их. Человек «в мире» (социализм) или человек «выше мира» (христианство). Даже еще общее: «человек» или «рабсила».

«Если социализм, как все заблуждения, и содержит в себе долю истины {134} 134 Зайцев приводит целиком статью 120 энциклики «Quadragesimo anno». (чего наместники св. Петра никогда не отрицали), все-таки он покоится на теории общества, присущей только ему, несовместимой с подлинным христианством. Социализм религиозный, социализм христианский — это противоречия: никто не может быть одновременно добрым католиком и настоящим социалистом».