Борис Куркин - Очерк и публицистика

Серьезные улучшения демографической ситуации наблюдались в первой половине 2011 года в Рязанской области (индекс равен 114,5), Карачаево-Черкесии (110,7), Псковской области (109,5), Красноярском крае (109,4), Санкт-Петербурге (109,0), Тюменской области без АО (106,5), Мордовии (106,4), Чувашии (105,4) и Нижегородской области (105,1), а также Магаданской области и Забайкальском крае (по 104,6).

Наихудшая динамика демографической ситуации наблюдалась в Чукотском АО (индекс динамики демографического состояния — 68,4), Ненецком АО (82,5), Еврейской АО (85,9).

Совмещение индексов текущей демографической ситуации и ее динамики позволяет вывести общий, итоговый индекс демографического положения регионов (как их среднее арифметическое).

Регионы России с наилучшим демографическим положением(указан итоговый индекс демографического положения):

Ингушетия — 151,9

Чечня — 143,9

Дагестан — 126,9

Тыва — 118,9

Санкт-Петербург — 118,6

Москва — 117,3

Карачаево-Черкесия — 115,8

Ханты-Мансийский АО — 114,3

Омская область — 110,6

Красноярский край — 110,4.

Регионы с наихудшим демографическим положением:

Чукотский АО — 71,7

Еврейская АО — 79,0

Ненецкий АО — 83,0

Нижегородская область — 85,0

Приморский край — 86,3

Камчатский край — 86,8

Курганская область — 87,4

Амурская область — 88,5

Орловская область — 89,0

Ивановская область — 89,4.

Негативная демографическая ситуация оказалась полной неожиданностью для системы управления, ориентированной на уходящую демографическую структуру общества. В результате эта система начала захлебываться, как мотор без топлива: ей не хватает населения.

Наиболее ярким примером служат армия (в которой нарастающее падение численности призывников, и тем более здоровых призывников, наблюдается с 2007 года), а также система образования, рынок которого начинает «схлопываться», оставляя без работы значительную часть преподавателей вузов и усугубляя объективно присущий этой системе монополизм.

С каждым годом обостряется проблема обезлюживания (как в силу вымирания, так и в результате бегства населения) Сибири и Дальнего Востока, которая может привести к утрате контроля за этими территориями уже при жизни нашего поколения.

Сокращение численности молодежи в сочетании с частичным восстановлением продолжительности жизни увеличивает социальную нагрузку на нее. Хотя пенсионный кризис в настоящее время вызван отсутствием должного контроля за пенсионными средствами и запретительно высоким налогообложением основной массы россиян (по безумному принципу «чем человек беднее, тем больше он должен платить»), рост реальной социальной нагрузки уже носит болезненный характер (в частности, когда один молодой человек должен, по сути, содержать двух своих родителей, которым государство отказывает в достаточной для выживания пенсии).

Сокращение удельного веса молодежи и увеличение — пожилых людей меняет социально-психологический климат, дополнительно усиливает атмосферу деструкции и увядания.

Однако все это — лишь частные проявления неспособности системы управления реагировать на заметное сокращение численности людей, драматического сокращения молодежи и рост удельного веса старших поколений.

Другой, и значительно более глубокой проблемой, является стремительное изменение этнокультурного баланса, меняющего само лицо России.

Масштабы этого изменения вполне наглядно видны из сопоставления наиболее быстро вымирающих и прирастающих населением регионов. Более того: даже в традиционных «русских» регионах значительная часть прироста населения обеспечивается переселенцами с Кавказа и Средней Азии (в частности, столкновение со школьниками, не владеющими русским языком и не желающими подчиняться женщинам-учителям, часто при полной поддержке своих родителей, стало кошмаром значительной части учителей школ, расположенных в центре России).

Политические последствия этого продолжающегося демографического перелома, лишь усугубляемого последовательно проводимой (прежде всего в силу коррупционных интересов и стремления к снижению издержек за счет почти рабского труда гастарбайтеров) политикой правящей бюрократии, представляются вполне очевидными. Весьма вероятно, что уже на нашей памяти на смену социальному противостоянию в России придет противостояние, хотя и не национальное, но этнокультурное — и это будет означать колоссальный шаг к деградации и архаизации всего российского общества.

Сокращение численности русской по культуре молодежи сопровождается ростом молодежи иных этнокультурных групп. Поскольку «новая молодежь» несет социальную нагрузку в значительно меньшей степени (в силу нетрадиционного для России образа жизни), чем традиционные группы, это повышает социальную нагрузку на добросовестную часть общества и способствует ее размыванию. Другое следствие — возникновение объективного основания для форсированного уничтожения социальной сферы, о котором в коррупционных интересах грезит правящая тусовка.

Общее снижение удельного веса молодежи вроде бы повышает стабильность общества, уменьшая вероятность «арабской весны». Однако в этнокультурных группах, склонных к изоляции от российского общества, доля молодежи, напротив, стремительно растет; в результате естественное для молодых ниспровержение порядков может обратиться против местного населения и госструктур.

Постепенно формируется новое общественное противоречие, которое грозит стать основным для России: между стареющими носителями русской культуры и профессиональных навыков, с одной стороны, и молодёжно-этнических кланов с другой.

Вызревание этого конфликта кардинально ускоряется тем, что изменения в составе элиты идут значительно быстрее, чем в массе населения в целом: сплоченные этнические кланы стремительно «вычищают» из власти разрозненных горожан даже там, где составляют незначительную часть населения (классическим примером является Адыгея, где доля «коренной национальности» лишь немногим превышает четверть населения).

Поскольку общество, подчиняясь элите, принимает ее обычаи и правила, это ведет к стремительной архаизации социального устройства, классическим проявлением которой стала расцветшая именно в 2000-е годы клановость.

Образованные носители русской культуры выдавливаются путём создания для них невыносимых условий.

Следствие — утрата Россией русского лица, качественное изменение ее не только этнического, но и культурного состава: «старые мехи» российской территории наполняет «новое вино» в лице представителей кавказских и азиатских народов.