Уистан Оден - Стихи и эссе

И неохотно заключил: "Все врут
Любители помудрствовать лукаво
И к ближнему любовь — причина ссор и смут,
И песня жалости — бесовская забава."

И пред судьбой склонился так, что вскоре,
Над всякой тварью стал судьею и отцом,
Пока не встретил он в разрушенном соборе

В ночном кошмаре, в темном коридоре
Фигуру с перекошенным лицом,
Его лицом, вопящую: "О, горе!.."

Архитектура эта для благих;
Вот так и гнал их страх на штурм небес,
Пока Господь не проявил к ним интерес,
Отметив девы непорочный лик.

Почиют здесь миры триумфов, и в ночи
В абстрактных домыслах Любовь дотла горит.
И Воля ссыльная, вернувшись, говорит
Таким возвышенным стихом, что плачут палачи.

Колодец бы взамен уж лучше б сладить им,
Но их преследует водобоязнь. Сейчас
Кто видит все, становится незрим.

Но и волшебникам здесь нелегко самим —
Они, по климату нормальному томясь,
Прохожему вздохнут: "Остерегайся нас!"

Чтоб зверя ублажить, народ единорогу,
Дев непорочных, по обычью, поставлял.
Средь девственниц, однако, слава богу,
Процент красавиц был ничтожно мал.

Герой отважен был; не врали, знать, знаменья,
Но странный опыт свой он от народа скрыл.
И ангел сломанной ноги, как избежать паденья,
К нему сойдя, в холмах его учил.

Что ж, обнаглев, идти они решили сами,
Туда, где с львами им отведен был придел;
И стали в полпути, пещеру обнаружив.
Ну а для тех из них, кто до абсурда смел,

Остался выбор — выбраться наружу
И, монстра встретив, превратится в камень.

Его родители тянулись, как могли
Чтобы чадо отлучить от чахлой их земли
Для поприща почетнее стократ,
Чтоб зубы сжал, но стал богат.

Амбиций их неистовый накал
Дитя дубрав безумно испугал.
И он решил — любви такой
Достоин разве что герой.

И вот он здесь без пищи и без карт
И ни живой души уже который день
И непереносим пустыни злобный взгляд.

Он под ноги взглянул и там увидел тень,
Посредственности, той, чей идеал
Был Исключительность. И в ужасе бежал.

Чиновник изумлен — ведь он был назван
Средь тех, кто за терновым там стоял венцом
И в список занесен решительным отказом.

Уж не скрипит перо. И страстотерпцев лики
Он, опоздавший, не умножит, стало быть.
Осталось языка раздвоенным концом

Испытывать решительность юнцов
Рассказами о промахах великих
И ироничной фразою безудержных стыдить.

Теперь глумятся зеркала и над его ошибкой,
Видать пришла пора у женщин и у книг
Насмешнику, чей стиль — укол рапирой гибкой,
Учиться зрелости, заткнуться хоть на миг,
Смиряя мании свои вполне мирской улыбкой.

Влюбился в ведьму рационалист
И в камень превращен в процессе спора:
Сверхпопулярный тронулся, когда все отреклись,
И сверхбогач добычей стал для вора,
И озверел от поцелуев сверхсамец.

Но зелья действия надолго не хватило,
Хотя восстановилась под конец
Ингредиентов созидательная сила
Для тех, кто следовал своим желаньям.

По тем камням тропу найдет незрячий,
И к свету дураку укажет путь бедняк,
Драчливый пес расшевелит дворняг,
И даже сумасшедший озадачит,
Тоскливо бормоча лихие предсказанья.

Все что угодно можно теперь найти
В энциклопедии Пути.

Заметки лингвиста, научные рации
О новой грамматике с иллюстрациями.

Известно каждому — герой должен страдать от лишений,
На старую клячу ставить, избегать половых сношений,

Искать дохлую рыбу, дабы ей сострадать:
Теперь каждый думает что легко отыскать

Тропу через пустошь, к скале, где храм —
Жить под Тройной Радугой или по Астральным Часам,

Забывая, что знания исходят от солидных людей,
Тех, кто любит рыбачить и ставить на лошадей.

И может ли истина быть надежной вполне
В результате самоанализа и прибавления Не?

Он мог внимать, положим, эрудитам
Не обнаружив, впрочем, мудрости родник;
На свист его бежал, положим, фокстерьер,
Но Троя, хоть ты плачь, не им была открыта.
Он выгнать мог ленивого лакея, например,
Но криптограмма, хоть умри, не выпорхнет из книг.

"То был не я," — вскричал он в изумленьи,
Переступив предшественника прах, —
"Обязан всем я глупому напеву
Что ошарашил Сфинкса на мгновенье.
То рыжий цвет кудрей мне выиграл Королеву
Вообще, не глупо ли болтаться в тех местах?"

И Поражение с тех пор не устает пытать
Возможно ль победить, не веря в Благодать?

Он от прямого уходил ответа:
"Что государь сказал?" — "Не торопись, чудак."
"А видел ты восьмое чудо света?"
"Средь нищих человек — Ничто, когда он сир и наг."

"Он к славе не готов," — шел шепоток зловещий —
"Видать, для куража рискует головой."
"А сам лицом ну что твой бакалейщик."
И перестали называть, как прежде, "Наш герой."

От тех, кто жизнью никогда не рисковал,
Он отличался. Невзирая на ухмылки,
В деталях точен был, к порядку призывал,

Любил газон подстричь и захмелеть слегка,
И жидкости сливать из бутылей в бутылки,
И сквозь осколки их смотреть на облака.

Иные к левым прибивались. До сих пор,
Из-за протестов. "А, поди все прахом!" — —
Законом изгнанный, отчаявшийся вор
И прокаженный — обоюдным страхом.

Теперь никто не обвиняет в грабеже
Или болезни. Вслед им с сожаленьем
Друзья глядят — "Смотри, они уже
Уходят в онеменье и забвенье."

Чернь ставит на во всем себе подобных,
Кто рвется к финишу, но с детства им знаком,
На с четным номером, в упряжке, жеребца.

И Безымянное понятней несвободным;
Счастливчики скорей рискнут всем кошельком,
Чем встретят взгляд Слинявшего Творца.

Путем Неправедным — туда, где Сушь. От зноя
Они вращалися волчком, и искушал их бес,
Шли у пустых пещер, в виду пустых небес
Оставив память, как помои, за собою.

К забвенью призывала монстров стая,
Рожденная из этих смрадных луж.
Красотки избегали их, к тому ж
Они упрямо славили Абсурд, от жажды умирая.