Итоги Итоги - Итоги № 33 (2012)

Однако то обстоятельство, что в качестве прямого маркетингового инструмента буктрейлеры, похоже, не работают, не означает, что от них можно попросту отмахнуться. Достаточно просмотреть десяток самых ярких работ в этой области, чтобы понять: многие ролики, призванные продвигать книги, являются не столько рекламным продуктом, сколько вполне самодостаточным произведением искусства. «Сегодня обыватель в массовом порядке осваивает новую технологию — видео на коленке, — полагает Александр Гаврилов. — Но поскольку по большей части снять ему нечего и не про что, ему приходится пристраиваться к существующим жанрам и повествованиям. И в этом смысле, конечно, буктрейлер — очень удобный жанр: есть сюжет, есть формат, на старт, внимание, пли! По большей части, как ни печально, пока получается нечто довольно бессмысленное. Однако из всего этого сора со временем родится совершенно новый вид искусства, не имеющий прямого отношения к книгам. Собственно, все мы сегодня присутствуем при его рождении».

Да и в контексте продвижения книг на буктрейлерах, пожалуй, преждевременно ставить крест — определенная польза от них вполне возможна. По мнению Владимира Харитонова, недорогие в производстве буктрейлеры могут вполне органично вписаться в экономику электронной книги: «Часть денег, «сэкономленных» на бумаге и логистике, можно будет потратить на рекламу. Тем более что реклама электронной книги должна быть другой: у нее ведь нет своей витрины в сотне магазинов». Более того, в ситуации, когда книга — за редчайшим исключением — перестала сама по себе служить новостным событием, любой повод поговорить о чтении и литературе — безусловное благо. И в этом качестве — в виде своеобразного медийного костыля — буктрейлеры могут в самом деле вернуть чтение в пространство общественного внимания и обсуждения.

Фома верующий

/ Искусство и культура / Искусство

Ушел из жизни великий русский режиссер Петр Фоменко

Евгений Каменькович,режиссер театра «Мастерская П. Фоменко»:

— Теперь нашей «Мастерской» придется научиться жить без Мастера. Лучшим памятником ему будет, если его театр не рассыплется, а будет так же активно работать, как при нем. Когда 13 июля мы в узком семейном кругу отмечали юбилей Петра Наумовича, он выдал такую порцию невероятных идей, которые хотелось бы хоть частично реализовать. Конечно, получится что-то другое, но самое главное — не опустить планку, которую он поднял на недосягаемую высоту.

Он все же многому нас научил. Прежде всего не торопиться. И сам как-то умудрялся никуда не спешить. Уж и не знаю, как ему это удавалось. Главное было все время репетировать, и лучше всего без отпуска и выходных. Для него не существовало понятия «готовый спектакль», и с премьерой работа никогда не заканчивалась. Он люто ненавидел слово «проект». Был безмерно скрупулезным человеком, а без этой скрупулезности не может существовать русский психологический театр, который он олицетворял. И нас этому учил как-то исподволь, вообще учил не уча.

Мы оба ученики Гончарова, только с большой разницей в годах. И я много раз за время нашего тридцатилетнего знакомства спрашивал Фоменко, чему его научил Андрей Александрович. И он неизменно повторял: «Умению добиваться».

Людмила Максакова,народная артистка России:

— Мы познакомились почти тридцать лет назад, когда я снималась в фильме Петра Фоменко «Поездки на старом автомобиле». И сразу почувствовала, что он человек особенный. И театр, который он создал, оказался особенным. В день его кончины ощутила, что у меня отмерла половина души — та, которой был он. С его уходом закрылась очень важная страница в истории русского театра, быть может, главная. Петр Наумович был тем Атлантом, который один поддерживал все более шатающееся здание нашего современного театра, из которого каждый день пытаются выгнать слово, а вместе со словом и человека.

Михаил Левитин,художественный руководитель театра «Эрмитаж»:

— Я даже передать не могу, как трудно мне будет без него, без Пети Фоменко. Он был такой родной, больше, чем друг, — брат. Мы, такие разные, в чем-то были похожи. Как объяснишь близость близких по карнавальному, лицедейскому восприятию жизни? Может, потому он в моем театре смотрел все до единого спектакли. Смеялся и всегда наглости моей удивлялся. Однажды спросил про какой-то кусок: «Что это означает?» А я ответил: «Петя, такой театр». Так он этот «такой театр» цитировал, где только мог. Доцитировался до того, что в Питере появился театр с таким названием. А сейчас, когда мой театр оказался на улице, приютил, пожертвовал своим репертуаром.

Первый спектакль Фоменко, который я увидел, — «Смерть Тарелкина» на Малой сцене «Маяковки». Он произвел впечатление нарочито сурового. Фоменко любил ерничая пугать. А потом нас познакомил Юлик Ким, когда я оказался в театре Любимова на Таганке, где Петя уже работал несколько лет. Запомнились слова Юрия Петровича: «Вы хитрите, как Фоменко». Для меня это прозвучало неслыханным комплиментом.

Однажды я спросил Петю: «Как ты думаешь, почему в твои 60 с гаком к тебе вдруг начался такой интерес?» «Услышали мой голос», — сказал он. На что я ответил: «Нет, просто все умерли, и тебя назначили главным». У меня и сегодня есть такое ощущение, что, если бы продолжали жить корифеи, любимцы наши, он бы не был в таком почете и в таком внимании. Но именно он и стал представителем бессмертной режиссерской традиции. Вместе с ним уходит настоящий Театр. У нас их становится все меньше и меньше. К тому же мы невероятно разобщены и нас можно брать голыми руками. Вместе с Фоменко уходит целая эпоха.

Кама Гинкас,режиссер:

— Помню, как еще студентом взял в руки очередной номер журнала «Театр» и увидел на обложке красивую фотографию или эскиз декорации к спектаклю «Король Матиуш I», а дальше прочел, что поставил его молодой, только что окончивший институт режиссер Петр Фоменко. Потрясен, завидую. Проходит совсем немного времени, и этот самый Фоменко, за которым я уже слежу из Ленинграда, выгнан из Москвы и ставит в «Ленсовете» «Мистерию-буфф». Случайно познакомились и целую ночь пробродили по городу, очень увлеченно разговаривая, естественно, о высоких материях. Мне показалось, что подружились, и на следующий день, я ничтоже сумняшеся прихожу к нему на репетицию. Вхожу и вижу потрясающую конструктивистскую декорацию, артисты что-то поют и говорят эксцентрически. Энергичный, красивый, кудрявый Петя оборачивается, и лицо его перекашивает злоба. Он кому-то что-то шепчет, и меня выводят из зала. Я очень обижен. Спустя годы понимаю, что тоже никогда никого не пустил бы к себе на репетицию, особенно молодого агрессивного режиссера. Проходит время, и в Красноярск, где я тогда работал, долетают слухи, что в Театре комедии потрясающее событие, просто взрыв какой-то под названием «В этом милом старом доме». Я не помню, чтобы так щебетали в мрачном Ленинграде вокруг товстоноговского «Горя от ума» или опорковского «С любимыми не расставайтесь!». Это были серьезные работы, вписывающиеся в нравственную атмосферу города. А спектакль Фоменко оказался фантастически легким, веселым, немного грустным таким водевилем, в котором потрясающе играли актеры. Да и сам он ходил по Ленинграду словно принц — ясноглазый, элегантный, снисходительный, всегда в сопровождении каких-нибудь барышень-поклонниц, критикесс, художниц, студенток, несомненно, влюбленных в него. Стал главным режиссером Театра комедии. Но и здесь не угодил — выгнали.