Итоги Итоги - Итоги № 42 (2012)

Тираж McLaren P1 будет невелик, обещают собрать где-то 500 штук. В общем, если хотите не только погонять от души, но и выделиться, делайте взносы. Поговаривают, что за серийный McLaren P1, поставки которого начнутся в конце 2013 года, объявят около 800 тысяч фунтов стерлингов.

Деньги на детях?

/ Hi-tech / Гаджеты / Тренд года

Несколько миллионов долларовых инвестиций получил интернет-проект «Дневник.ру». Интересно, чем заинтересовала инвесторов сфера, в которой рассчитывать на большие прибыли от родителей учеников несколько цинично?

Образование — это отрасль с наименьшим количеством инноваций. Среди самых дорогих публичных компаний в этой области почти нет компаний с чисто онлайновой бизнес-моделью. Среди непубличных звезды есть — Lynda.com, GlobalEnglish Corp., Ed map, TutorVista. com, но их выручка не превышает 100 миллионов долларов. И никто пока не стал игроком № 1 ни в США, ни в мире в целом. Так что у проекта есть перспективы и глобального развития. Не говоря уж о большой свободной нише для создания новых бизнес-моделей. Ее порождают инерция участников процесса — школ, учителей, регулирующих органов, низкий уровень конкуренции, не стимулирующий внедрение инноваций, сложность монетизации и отложенная выручка. Бизнес-модель «Дневника.ру» удачна, так как сочетает большой масштаб, барьеры для входа конкурентов и создание реального удобства для пользователей. Иными словами, лидер рынка, подключивший большинство школ, обладает большой аудиторией, которой можно предлагать услуги и рекламу.

Важно, что данная бизнес-модель дает большое количество вариантов построения неназойливой монетизации. Очевидно, что родители будут готовы платить за возможность анализа успеваемости, оценки вероятности поступления в вуз, за дополнительные сервисы — скажем, по поиску репетиторов, языковых школ, мастер-классов, спортивных секций, предложений ритейлеров и т. д. По сути это самое большое достоинство проекта — то, что система дает устойчивый контакт с родителями, принимающими решения о покупке товаров, и много информации о потребителях, то есть учениках.

Вероятно, для инвестора это долгосрочная инвестиция. Коммерческий успех проекта не вызывает сомнений, однако время выхода на самоокупаемость и выхода инвестора из проекта — это наиболее неопределенные моменты времени. Если удастся международная экспансия, скорее всего, компания будет выведена на IPO.

Голос крови

/ Политика и экономика / Спецпроект

Андрей Воробьев — о жарких спорах у постели умирающего Андропова, об анамнезе и диагнозе Раисы Горбачевой, о том, кто донашивал рубашки за канцлером Аденауэром, о разнице между Ельциным-пациентом и Ельциным-президентом, а также о непрочитанных страницах в скорбной хронике «Норд-Оста»

Доктор Воробьевникогда не стремился во власть и вообще старался держаться от нее подальше. Но так вышло, что от его врачебного решения порой зависела судьба генсеков и президентов. Жизнь кидала его то в политику, а то и вовсе в министры. О том, как это было, мы и продолжили разговор.

— В начале 70-х вас стали часто приглашать к пациентам «кремлевки» — больницы 4-го главка. Как это произошло?

— Умер мой учитель Кассирский, я возглавил кафедру гематологии после него. Сначала меня вызывали в 4-е управление как главного гематолога. Но однажды у нас на консилиуме в «кремлевке» возник серьезный спор. И получилось, что я был вызван для того, чтобы решать проблему крови, а решал проблему сердца. Один из моих сотрудников сказал тогда: «Ну все, Андрей Иванович! Теперь вы пропали. Вас будут таскать в «кремлевку» непрерывно. Потому что они увидели нормального терапевта широкого профиля».

— Высокое положение пациентов не мешало принимать врачебные решения?

— Если хочешь работать серьезно, нужно выкинуть из головы должность, чины и звания больного. Иначе ты его погубишь. Это надо сделать внутри себя раз и навсегда. Участники консилиумов много спорили, но никогда решение не принималось большинством голосов. И в этом, кстати, замечательная особенность Евгения Ивановича Чазова, который тогда был начальником управления. Он мог горячиться, спорить, но никогда не командовал. Мы были на равных.

— У постели больного Андропова тоже возник ожесточенный спор?

— Меня позвали на консилиум примерно через полтора месяца после начала болезни. У Андропова была тяжелейшая подагра. Больная почка перестала работать, он перешел на диализ, и случилось заражение. Называю диагноз, потому что он был в публикациях о смерти. Я взглянул на анализы и сказал, что у пациента синегнойный сепсис. Евгений Иванович сначала взорвался: «Что ты молотишь, какой сепсис!» У меня и сейчас перед глазами эта картина: лежит Андропов, у его постели Чазов и я отчаянно спорим, приводя все новые и новые аргументы. Кончилось тем, что я продиктовал свое заключение — Чазов был не против. Потом ко мне подошел Плеханов, начальник управления охраны Кремля: «Андрей Иванович, ну вы сильны! Я подсчитал — 21 раз возразили Чазову». Я ответил, что наши отношения с Чазовым не стали хуже от этого. Рабочие споры исключают личные обиды.

— Теперь известно, что синегнойная палочка часто образует биопленку на поверхности многоразового медицинского оборудования. То есть болезни у ваших именитых пациентов были самые что ни на есть обычные?

— Нет, почти всегда было что-то особенное. У людей, добравшихся до верхушки власти, заболевания часто протекают нетипично. Есть такая закономерность, скорее всего, связанная с генетикой. Есть и другие обстоятельства, влияющие на ход болезни. Как сказал мне известный американский врач у постели президента Алжира Хуари Бумедьена: «Андрей, бывают болезни великих людей...»

— С Бумедьеном, насколько я знаю, была совсем уж загадочная история. Говорят, его отравили. Это правда?

— Для меня это абсолютная тайна. Могу только сказать, что ни до, ни после — никогда в жизни я подобного заболевания не видел. Все началось с того, что он был с визитом в Судане и должен был вернуться в Алжир. Но почувствовал себя плохо и прилетел в Москву. Он приехал к нам с желтухой, с высокой температурой и с диагнозом «рак мочевого пузыря»: об этом свидетельствовал рентгеновский снимок, где была видна большая опухоль. Мы сделали рентген еще раз и никакой опухоли не нашли. Но мы не понимали причин внезапно вспыхнувшего токсического гепатита. К тому же была еще одна загадка. У него обнаружили тяжелейшие нарушения свертывания крови — она свертывалась в пробирке при 37 градусах. Меня вызвал к себе Евгений Иванович Чазов: «Андрей, надо лететь с ним! Он не должен умереть здесь. Вези его в Алжир». Я сижу в самолете, жду Бумедьена и вижу в окошке, как он идет по полю с Косыгиным. На улице холод — середина ноября. Говорю алжирскому министру иностранных дел: «Немедленно уберите его с воздуха, он там находиться не может!» Но сделать ничего нельзя. И я уже знаю, что произойдет. Мы прилетаем в Алжир, Бумедьен успевает поприветствовать народ, а ночью у него происходит обширный инсульт. У меня нет реанимационной бригады, в Алжире нужных специалистов тоже не находят. Тогда мы собираемся и среди ночи залезаем через забор на виллу советского посла, потому что не работает телефон. В Москву отправляют шифровку. Наутро улетаю в СССР под чужой фамилией, чтобы привезти бригаду реаниматологов. Однако все наши усилия в результате оказываются напрасными. Сделать уже ничего нельзя.