Николай Клёнов - Несостоявшиеся столицы Руси: Новгород. Тверь. Смоленск. Москва

Зато с альтернативой середины XV в. определиться куда проще. Победа в «последней междоусобице»/«первой Смуте» Василия Темного и его сына Ивана дал старт одному из наиболее впечатляющих Восстановлений в нашей истории. Естественно, приписывать это Восстановление персонально двум московским князьям смешно и нелепо. В предыдущей главе, разбирая скрытые от поверхностного осмотра основы Московского государства, мы отметили серьезнейшую роль элиты в его принципиальном устройстве. Вот и в момент выбора в середине XV в. эта элита в лице князей Ряполовских и многих, многих иных сказала своё веское слово. Недаром источники дают нам основания считать, что под вторым порядковым номером в череде московских Василиев скрываются два очень разных правителя. Первый — Васенька, правитель крайне неудачливый, по-женски истеричный, слабый, совершенно лишенный стратегического мышления. Но после 1547 г., после того, как очередное поражение стоило этому Василию глаз и фактической дееспособности, мы везде встречаем Василия Темного, правителя умного, цинично-жестокого, обладающего зрелым стратегическим мышлением. Все великие дела второй половины XV в. начаты им, и невозможно увидеть какой-то четкой грани между его правлением и правлением Ивана Великого. Будем повторять вслед за Николаем Михайловичем Карамзиным об испытаниях, закаляющих характер? Да, нож Берестня мог изменить не только лицо, но и душу князя. Но вряд ли он мог добавить Васеньке ума — все ж таки это были далеко не первое тяжелое испытание и позорное поражение в его жизни. А если оставить мистику в стороне, отбросить все маловероятные объяснения, то выступит на свет довольно ясная и логичная картина. Просто в 1547–1550 гг. при поддержке великого князя Тверского, при поддержке уходящей из большой игры Твери к власти на Северо-Востоке Руси пришла новая аристократическая группировка, включившая со временем в себя наследника престола и ставшая во главе масштабных реформ Ивана Великого. А реформы в этот период Восстановления вышли неброские, растянутые во времени, внешне предельно далекие от того, что сейчас называют «идеологией реформ», но весьма важные: формирование «служилого государства»; возникновение бюрократии; кодификация юридической сферы; упорядочение местного и центрального самоуправления (появление губных и земских учреждений, Земского собора) и прочее, и прочее, и прочее.

Характерный для выбранного в этой альтернативе исторического пути приоритет общего над частным, который квалифицируется некоторыми исследователями как показатель бесправия, на первых порах был следствием и необходимым условием функционирования единого государства как целостного организма, призванного фактически обеспечить жизнь, имущество и интерес подданных этой всеземской общины. Не «закрепощение сословий, а регламентация их прав и обязанностей во имя общего интереса — в этом суть сословной политики Русского государства» [ Алексеев Ю. Г. Судебник Ивана III. Традиция и реформа. СПб., 2001. С. 434]. Очень показательно, что Восстановление XV в., часто увязываемое с заимствованием традиций «восточных деспотий», в нашей реальности совпало и с «открытием России Европой», и с масштабным «итальянским» строительством в Кремле, символизировавшим новый реальный синтез европейских культурных новаций с традиционной русской культурой. И все вместе совпало со стремительным ростом политического, военного, экономического, демографического благополучия Русского государства. По подсчетам Я. Е. Водарского и В. М. Кабузана, при Иване III территория государства выросла с 0,5 млн квадратных километров до 2,4 млн (то есть примерно в пять раз), так что укрепление государства налицо. Население государства за это же время выросло с 2 до 5,6 млн человек, причем, как было выше показано на примере Новгородской земли, рост населения государства шел как экстенсивным (присоединение новых земель), так и интенсивным (увеличение плотности населения) путем. Заодно эта фаза Восстановления дала нам большую часть того, что мы сейчас знаем о людях русского Средневековья, мужчинах и женщинах, их жизни и смерти. Для времен княжой Руси проблематично проследить судьбу крупных дружинников и жен даже и Владимира Мономаха, а для XIII в. вообще до конца не восстановлена последовательность правителей Полоцка или Чернигова. А вот после реализации нашей альтернативы середины XV в. в Московской Руси на историческую сцену постепенно выходят личности:

— появляется нормальное летописание, в том числе и частное;

— появляется заметное количество актового материала, причем женщины в договорах и духовных московских князей выступают как дееспособные участники юридического процесса (они наследуют и распоряжаются своим имуществом);

— появляются Разрядные книги, по которым можно проследить в том числе и «женские разряды» [ http://www.vostlit.info/Texts/Dokumenty/Russ/XV/1460-1480/RK_1475_1598/text1.htm];

— появляется многочисленная документация монастырей, в которой опять же серьезный след оставила жизнь хотя бы знатных мужчин и женщин того времени.

Так что реализовавшаяся во второй половине XV в. альтернатива дала нам, как ни странно, пример масштабных модернизационных реформ, не сопровождавшийся ни «вымариванием населения», ни резким закрепощением личности в пользу государства, ни развалом государства, что также не могло не повлиять на общую позитивную оценку сделанного тогда нелегкого выбора. Кроме того, в нашей реальности выбор XV в. привел к тому, что два устойчивых культурных круга — Новгородский и Ростово-Суздальский — слились, образовав русский этнос (правда, процесс культурного синтеза, как мы видели в «новгородской» главе, начался все же до политического подчинения Новгорода Москве и до развилки 1450–1480-х). Невозможно не сожалеть о самобытности Новгородской земли, но оценить последствия такой самобытности и для Новгорода, и для всех русских нам поможет примерная карта альтернативной Восточной Европы, представленная в эпиграфе к этому послесловию.

И совсем не так радужно обстоит дело с « предопричным», «предсмутным» выбором Россиив середине уже XVI в. Этот выбор оказался одним из самых трагичных и неудачных в нашей средневековой истории, что показывает даже отражение конкуренции между государствами и народами Восточной Европы в сухих цифрах исторической статистики. Формально рост территории государства в XVI–XVII вв. замедлился не слишком сильно (2,4 млн квадратных километров в 1500 г., 2,5 — в 1550 г., 5,7 — в 1600 г., 12,3 — в 1650 г.), зато численность населения росла очень плохо (5,6 млн человек в 1500 г., 6,5 — в 1550 г., 7 — в 1600 г., 7 — в 1650 г.) [ Водарский Я. Е., Кабузан В. М. Территория и население России в XV–XVIII вв. // Российская империя: от истоков до начала XIX в. М., 2011. С. 335].