Алексей Колобродов - Культурный герой. Владимир Путин в современном российском искусстве

Возьму на себя наглость и приведу текст полностью:

Интересно, что всероссийская премьера стартовала 1 декабря 2011 года, а 4 декабря случились парламентские выборы, которые сдетонировали всероссийское же недовольство властью.

Для нашей темы чрезвычайно принципиально, что одним из первых зрителей фильма «Высоцкий: спасибо, что живой» был Владимир Путин. Можно, как от печки, плясать от истории «поэт и царь»: «Я буду вашим первым читателем» (главным цензором). Но тут важней не ситуация предпросмотра, возвращающая к сталинской практике киношных презентаций для узкого круга, а эмоциональная реакция: Путину фильм понравился.

Может быть, чисто по-зрительски: картинкой и актерами. Возможно, исторически и эстетически: что-то похожее на эту рецензию, особенно в чекистском ее изводе, мог написать и Владимир Владимирович. С куда б о льшим знанием дела.

Но главным критерием, похоже, стал феномен своеобразного родства первого зрителя с персонажем и его временем. Осознание общих корней и поэтических (в случае Путина — политических) установок и принципов. Проще говоря, Владимир Путин — человек из страны Владимира Высоцкого и разделяет подобное происхождение с миллионами соотечественников.

«Страна Высоцкого» требует пояснений: поэт во многом создал, назвав по именам, Россию конца XX и начала XXI века. Он придумал для нее язык. Как Маяковский для революции. Как Пушкин сотворил из слов Россию XIX.

«Евгений Онегин» стал не столько энциклопедией, сколько матрицей русской жизни, так же как «Борис Годунов» — не так историческим, как онтологическим сочинением, универсальным сценарием русской истории.

Сегодняшняя востребованность Высоцкого гражданами страны, но в куда большей степени — ее властями помимо прочего объясняется по-советски: дефицитом.

Не мною отмечено (впервые среди известных мне авторов эту мысль высказал саратовский писатель Сергей Боровиков): нынешним правителям России трудно (точнее, невозможно) предъявить народу выдающиеся, не подлежащие ревизии прорывы и заслуги. В ход идут достижения другого режима, социального строя и государства: победа в Великой Отечественной и полет Гагарина. Однако чем дальше, тем шире очевиден властный произвол в приватизации былых триумфов; власть на этом фоне всё больше пережимает с пиар-оформлением Победы и Полета, засахаривая их и обессмысливая в телевизионной фабрике-кухне… А концептуальный антагонизм нынешних демиургов строителям Красной империи (за наследников которой тщатся выдать себя официозные коммунисты) превращает юбилейные камлания в комедию абсурда.

В этом смысле Высоцкий фигура чрезвычайно принципиальная и безальтернативная — с его всенародной популярностью и неофициальностью (отделением себя от того государства), харизмой и уходом (как физическим, так и поэтическим — от окончательной определенности), постулированной греховностью и ментальной близостью современному соотечественнику, связью — хронологической и творческой с Победой и Полетом…

Он претендует, успешней многих других, на статус Национального героя. Есть что показать.

Назову, весьма условно и приблизительно, три стихии, имеющие непосредственное отношение к Высоцкому и на которых, как на трех китах, стоит современная жизнь в Отечестве, куда там Конституциям, законам и подзаконным актам.

1. «Облатнение».

2. Традиционализм и двоемыслие.

3. «Рейтинг», PR, или, по Пушкину, «мнение народное».

Двинемся по порядку.

У Высоцкого есть две песни о книгах.

Занятно — в масскультуре самой читающей в мире о книгах говорить было почти не принято. А ведь они в том или ином виде эту жизнь не столько формулировали, сколько формировали. СССР был во многом литературным проектом. Это сейчас — или читать, или жить. А тогда совмещать вполне получалось.

Обе песни — настоящие шедевры, притом не слишком широко известны. С какой начнем? А хронологически.

Сейчас о самом феномене ранних, «блатных» (хотя здесь следовало бы поменять местами кавычки) песен Высоцкого написано немало. Хотя на общем фоне — капля в море. Километры литературы о нем по внешним параметрам догнали написанное о Пушкине и Есенине. Пушкиниана берет масштабами национального гения и еще своим возрастом — отсчет с пушкинской речи Достоевского в 1880 году.