Софья Федорченко - Народ на войне

Ишь ты, дитятко беспомощное. Борода лопатой, а ума кот наплакал. Недаром вас, таких-то, начальство всё от зубов очищало: что это, мол, за спеленыши со зубами,— да и хрясь.

Каземат Равелин [95] Имеется в виду Алексеевский равелин (часть Петропавловской крепости), служивший при царизме тюрьмой для революционеров

Большой был господин,

Была там прежде грязь.

Что ни голова, то орел да князь,

А теперь там чисто,

Сидят царски министры.

Уж и тот толк — переполоху большого понаделали, из перин вытрусили, косы да штучки разные пораскидали. С год сытая братия помнить будет, так и то дело.

Офицерик-лежебок

Стонет голубочком,

По камешкам без сапог,

В шелковых чулочках

Горды они больше амуницией. Теперь все эти погончики да бантики приотменятся, и они спеси поспустят. Кабы не об штучках всяких они пеклись, не так бы их легко свалили.

Как повели под арест генералов, здорово мне чего-то стыдно стало. Не то, что таких нежных поволокли, а то, что эдакую-то гниль мы по сю пору покоили.

Бубнит чтой-то себе под нос, думаю: неужто ему свобода не по душе? А как глянул я на ручки его белые, на фиксатуары разные, и прояснило. При нашей-то свободе не гореть ему больше голенищем.

А я так и не рад, хотя, конечно, лестно, что без начальства. Только жду, когда свой брат в начальство выйдет, заботился чтоб.

Чики-брыки, так и быть,

Нам начальства не забыть,

Живы будем — не забудем,

А умрем — с собой возьмем

Закурил я папироску, ноги заломил, а его перед себя поставил, на него бровью грожуся. Стараюся по его делать — не выходит. И этому делу долгие годы учиться надобно.

Сам бьет, сам и радуется. Только и слышно, бывало: ха-ха-ха да хи-хи-хи... Теперь призатихнут...

Уж там так ли аль не так ли,

А хорошего мы ждем,

Офицеры пообмякли,

Будто куры под дождем

Съездил он, вернулся — не узнать. Не то что не лается, а глядит на тебя по-иному, просто сказать — как барышня на нас щурится. К себе зовет, книги дает. Поверите — «вы» разок сказал. Цельную я ночь не заснул от удивленья.

С войной мы порешим на этих днях, поэтому и не глупо офицеров убрать. А кабы на всю жизнь война, так не все разве едино, кто над тобой такую муку делает.

Поменялися местами

С нашими злодеями,

За начальство стали сами,

Пользы понаделали.

Заскулят теперь белоручки, заохают. Даже вшей самим вычесывать придется.

На моей памяти, так только пиры пировали, а мы на ржаном квасу пухли. А при отцах, дедах так просто кровь крестьянскую нашу под розовые кустики лили. Пусть-ка наши дети на эдакие памятки не любуются. Дочиста снести надо.

У богатых все по-иному шло. Мальчонок учат хорошо, хоть и не настоящему. Однако выучивались очень охотно на простом на человеке верхом ездить. А барышни одному рукодельицу учивались — до поту хвостом вертеть.

Теперь у нас вещей много будет, а в счете мы не сильны. Ученые вон как считывали, звезды в небе на счету держали, а и то не сберегли.

Уж и не знаю, учить ли. Наши баре до нитки всё выучили, а до того себя довели — последний золотарь над ними теперя измывается.

С пеленок за книжкой, с переуки до затылка облезли, а что с них вышло? Чина, так и то не сберегли.

Омозжавелились они от баловства разного, вот и не берегли. Мы-то поцепче будем, не вырвут.

Был он чудак, вроде как юродивый, а в сертучке.

Ел он постно, спал жестко, все его на простоту тянуло. А из всех ихних нежностей только книжки любил.

Лотошился муравей сколько-то ден, а потом охнул, кругом себя желчью намочил да и лег на солнышко брюхом: пусть, мол, теперь другие поработают, а я мир устроил. Старатели.

Товарищи прикатили

На штабном автомобиле,

Про свободу рассказали,

Всем начальствам отказали.

Дадим барам порцию

Во свою пропорцию,

На колу нам тесно,

Отдавай, брат, кресло.

Коль мозгами шевелит,

Это будет большевик,

Коли мозгу вовсе нет,

Прозывается кадет.

А который выбирает,

Вовсе партии не знает,

Ему партьи все едино,

Только б войны прекратили.

Всему начальству штаны штопал, слова от него не слыхали. А теперь самый у нас первый говорун, «мы-ста да вы-ста». А если дело понять, такого выбирать не за что. В подполье-то и мышь геройствует. А ты нам таких выбирай, чтобы и при коте не потели.

Вон повыбирали больших людей, образованных,— один путей сообщения, другой земледелия, тот торговли, тот финансы. На все страны известные люди. А наш-то мужик: сам и дороги торит, и землю строит, и торговлей займается, и суд чинит, и войну ведет и с женой и с соседями, а теперь и с немцем. Один за все за правительство отвечает.

Повыбирали мы комитетчиков, а кто их знает, какие они за нас ходоки. Вон, говорят, в Питере один такой от солдат царя назад просил. Всем бы народом глядеть.

Ох, и тошно мне, дружочки,

Комитет обуза,

Полсапожки на шнурочках

По самое пузо

Комитет болтается,

По всем фронтам шляется,

Лучше б бар не корчили,

Скорей войну окончили

Слышать противно, как лодыри теперь рассуждать приучились. Поставь такого-то в управление,— коли добер, так, по себе судя, работу похерит навовсе; а коли зол тот ледащий, так кого ни то в палачи произведет, а сам глаз заплющит да на бархатах новых и разоспится.

Ну и мы не дураки, людей-то различать можем. По этому сомнению книги будут выпущены особые, в тех книгах большой урок будет: каких людей в управление выбирать.

Я сны теперь стал видеть особые: будто я всех рассуживаю или землю да дома отдаю. И так будто это с прохладцей, что теперь, думаю, и в яви не потеряюся.

Ты от меня голоса не жди, не выберу. Мой голос за того будет, что, от дела отвалившись, и снов с устали не видывает.

Уж ты Митя-Митенька,

Не ходи на митинги,

Как нам неохота

За тебя работать

Невдомек мне: вдруг выберут за приятельство, характер хороший. Я же все в уме держу, а ум-то чужому уху немой.

Батюшки, матушки,

Спелы груши, виноград,

Как поехал ваш сыночек

Депутатом в Петроград

Барышни-красавицы,

До свидания,

Как сижу я во дворце

В самом здании

Уж так-то я рад,

Выбирают в Петроград,

Уж я там, мальчишечка,

Буду князя чище

Им хорошо: самые важные дела делают, свободно туда-сюда разъезжают. А нас небось целой-то частью в Питер не пошлют. Вот мы и снялись сами.

Из простых многие теперь в лодыри подадутся. Особенно, которые говорить горазды. Слов нет, ихние разговоры на пользу; да только языку работа минуточка, а в одну такую минуточку на всю жизнь руки нежнеют.

Выборные которые уж и теперь за разговорами на труд времени не имеют. Пока-то только, что себя запускают, а чужими трудами не живут. А вот вызвонят языком места хорошие, как бы тоже немых людей не пооседлали.