Алексей Цветков - Атлантический дневник (сборник)

Канада, с ее извечной ревностью к южному левиафану, до сих пор предпринимает судорожные попытки поставить талант Беллоу себе в заслугу, но без особого успеха – эти претензии отвергает даже не столько сам писатель, сколько его самый известный герой, а поскольку первые строки «Приключений Оджи Марча» стали почти нарицательными, достаточно просто их привести.

Сегодня такой стилистический гамбит вряд ли возможен – слово «американец» слишком отягощено сомнениями. В любом случае Оджи Марч, герой и рассказчик, вкладывает в это слово радикально иной смысл, чем оно имело прежде. Большинство ведущих литературных героев до Беллоу были представители другой Америки, полуутопии Томаса Джефферсона, который представлял себе будущее страны как некую коммуну джентльменов-фермеров, днем ведущих сельскохозяйственные работы, по вечерам философствующих и музицирующих. Жизнь, конечно же, распорядилась иначе, и город победил. Но до Беллоу город и городские жители представали американскому читателю в основном на страницах романов социально-критического направления – у Теодора Драйзера или Эптона Синклера. Беллоу или его герой первыми заговорили от лица американских горожан совершенно иного склада, жителей многомиллионных и многоязыких грохочущих миров, прибывших из-за океана покорять эти миры. «Я – американец», – говорит Оджи Марч, но мы слышим настоящий смысл этой фразы: «Это я-то как раз и есть американец».

Книга вышла в 1953-м, на закате модернизма и в момент зарождения нынешнего натужно-иронического метода, и тем не менее она беззастенчиво, даже вызывающе реалистична. Более того, она сознательно перебрасывает мост в прошлое самой своей жанровой структурой – может быть, правильнее перевести ее название как «Похождения Оджи Марча». Она представляет собой сплав двух традиционных жанров, коренящихся еще в XVIII веке и даже раньше: воспитательного романа и авантюрного романа. На Западе последним здесь побывал Томас Манн, писатель еще ощутимо классической традиции, с его «Волшебной горой» и «Признаниями авантюриста Феликса Круля». В русской традиции авантюрный жанр с блеском представили Ильф и Петров, а что касается воспитательного, то для чтения «Детства Темы» Гарина-Михайловского и, тем более, горьковского «Клима Самгина» сегодня нужен изрядный навык мазохизма.

Кто же такой Оджи Марч и почему именно он – американец? Он – еврейского происхождения, из нищей чикагской семьи, сын матери-одиночки, с двумя братьями и чьей-то чужой бабкой, приживалкой, захватившей в семье диктаторскую власть. Совершеннолетие Оджи приходится на эпоху Великой депрессии, и вполне понятно, что положил бы на этот фон все тот же Драйзер. Но Солом Беллоу движет не пафос обличителя, хотя он вовсе не закрывает глаза на теневые углы жизни, и роман представляет собой настоящий праздник, фейерверк впечатлений.

Вопреки канону воспитательного жанра, Оджи Марч никем не становится в итоге своей головокружительной биографии. Он бросает университет, потому что реальная жизнь стократ интересней, и она не дает ему благополучно выпасть в осадок. Он пробует множество занятий, работает продавцом газетного ларька, курьером при разорившемся предпринимателе, подручным в собачьей парикмахерской, профсоюзным агитатором и чуть ли не телохранителем Троцкого. Вопреки канону романа авантюрного, он вовсе не жулик по складу характера, хотя жизнь на социальном дне временами сталкивает на кривой путь. Впрочем, его поднимает с этого дна в самые высокие социальные сферы, но он там не задерживается, потому что не видит в этом своей цели. Его настоящая цель: понять смысл феерической реальности, в которой он оказался волей судьбы, попросту говоря смысл жизни. И соображения карьеры и благополучия всегда остаются при этом на втором плане – вовсе не таким представляли и представляют себе реального американца пастухи мелких идей во всем мире. Оджи Марч – человек, занятый своим нравственным воспитанием.

К счастью для Оджи, этим миром правит невероятный талант – я имею в виду, конечно же, самого автора, Сола Беллоу, человека пронзительного зрения, схватывающего на лету не только внешность, но и внутреннюю суть людей и предметов. Это поистине хищное владение деталью можно почерпнуть лишь из чтения самого романа, а здесь приходится довольствоваться примером, цитатой.

Секрет этого мастерства известен, хотя сегодня многие от него презрительно отвернулись: это художественный реализм.

Может быть, сильнее всего вкус к реализму сегодня отбит в России, и на то есть свои причины. Каноны так называемого «социалистического реализма», то есть изображения идеальных героев в идеальных обстоятельствах, проецировались идеологией в прошлое и, в сознании многих, компрометировали это прошлое. В персонажах Толстого нет, конечно же, ни тени идеального или типичного, все это глубоко индивидуальные люди – кроме редких у него заведомых марионеток, таких как Платон Каратаев. Но от поклепа уже полностью не отмоешься.