Николай Зенькович - Мальчики в розовых штанишках. Очень грустная книга

— Почему Пушкин?

— Да потому, что ни у кого нет таких мощных черновиков. Я уже четверть века думал о том, как бы написать о его черновиках, и не находил способа. Потом вдруг нашелся — музыкальный.

Известный телеведущий Дмитрий Дибров в первый раз как следует выпил водки, когда у Льва Новоженова родилась дочка. Лев был очень строгим начальни­ком отдела, а тут Дибров увидел, как водка положи­тельно действует на человека. И он понял, что это хороший напиток.

— Конечно, есть определенные идиомы в русском языке, которыми можно определить мягкость, вкус, запах водки. Вот только все они непечатаемы,— посе­товал телезвезда. — В принципе все пьется для улучше­ния демографической ситуации в стране. Я вообще не пью по рабочим дням, до захода солнца и без явно выраженной сексуальной перспективы. Последнее об­стоятельство может снять оба первых условия. Мне нравится такая водка, при которой ясно отражены мои сексуальные мотивации. При которой я вижу напротив ясноглазую брюнетку с сильно развитыми символами изобилия. Такую водку я готов пить. Разумеется, до определенного предела, пока эта брюнетка для меня существует...

Ведущему телепрограммы «Угадай мелодию» Валдису Пельшу неприятно, когда он появляется в общес­твенных местах и в него тычут пальцем, хохочут, как будто встретили Квазимодо. Но в известности есть свои плюсы: какие-то вещи удается легко сделать, тебе помогут, пойдут навстречу.

— Как вы реагируете, когда про вас пишут: он машет руками, он такой несерьезный, ветреный, пусто­порожний?— спросил у телевизионной знаменитости журналист Александр Мельман.

— Никак, абсолютно.

— И наскоки критиков не раздражают? И не хочет­ся свести счеты с журналюгами, пишущими ерунду, не понимая, что это просто образ?

— Дело в том, что 99 процентов прессы не является для меня голосом, к которому я прислушиваюсь, поэ­тому я совершенно равнодушен к подобным статьям. Негативны они, позитивны— какая разница... Но есть некоторое количество людей, мнение которых может меня задеть или сделать мне приятное. Их очень мало.

— К кому же вы прислушиваетесь?

— К своим коллегам по цеху, ведущим. К Ярмольнику, Якубовичу, Фоменко, Лысенкову. Естественно, к режиссеру программы Алле Плоткиной. То есть к профессионалам.

— В нашей семье уже давно гонят прекрасный самогон, — признался известный композитор, — креп­кий, кристально чистый, и после него никогда не болит голова. Однажды — мы только начали увлекаться этим делом — самогон попал на пробу к большому начальнику из ЦК. Ему страшно понравилось, и он просил мне передать: «Пусть кончает музыку писать и этим займется». Слова высокого начальника меня окрылили, и я стал заниматься самогоноварением серьезно. Изучал литературу, пробовал варить по раз­ным рецептам.

Сейчас он варит самогон так. В бачок (на 40 лит­ров) наливается бражка, и туда же на возвышение ставится маленький тазик. Сверху бачок закрывается большим тазом со снегом или ледяной водой. Все греется на газу. Бражка, испаряясь, оседает на дно холодного таза и капает в нижний. Это первач, около 80 градусов получается. Далее его настаивают и очи­щают. Можно сделать проще, старым проверенным способом. Выморозок. Бражку ставят в холод, вода в ней замерзает, и лед выбрасывается. Тоже крепкая вещь.

— Но перебор — всегда плохо, — тоном знатока утверждает Шаинский. — Как-то мы с товарищем уго­ворили за три-четыре часа литр водки, пол-литра ко­ньяка, две бутылки шампанского и 0,75 вьетнамского бальзама. Доза убийственная. Я сразу отключился, а друг еще домой поехал. Он здоровей меня намного был. Но хуже всего, что в этот день я должен был к своим на дачу ехать. Проснулся — три часа ночи, телефон не работает. Хотел бежать к соседям, но вовремя опомнился. Пошел на улицу. Все автоматы сломаны. Пока нашел... В общем, получился большой скандал. Я даже немного испугался, потому что моя жена в школе каратэ занималась.

Рассказывает кинорежиссер, снимавший фильм «Хрусталев, машину!», Алексей Герман:

— Я на просмотре «Титаника» заснул. Мне мой друг говорит: «Посмотри, какие потрясающие кадры». А я вижу, что у пассажиров глаза какие-то тухлые. «Если бы ты тонул, у тебя такие были бы глаза?» — спрашиваю.

Для достоверности я придумал один фокус. Когда актер должен сыграть такое, чего сыграть невозможно, на лицо на мгновение как бы случайно падает солнеч­ный блик, и никто не замечает неточности в игре. Даже великий Жан Габен не все мог. Известен случай, когда он залез ногами в кипяток, чтобы лицо приобрело соответствующее выражение. У меня играет замечате­льнейшая артистка Нина Русланова, с которой очень легко работать. Но однажды во время съемок я ей сказал: ты ничего не делай, просто сиди. Залез под стол и кольнул ее вилкой. Она не ожидала — подпрыгнула. Получилось очень органично.

Вот, например, одного из героев в «Хрусталеве» убили, ударив по почкам. Смотрю: артист рыдает над своей смертью, а это подозрительно — значит, пере­брали с сентиментальностью. И мы сделали так, что, когда герою нанесли смертельный удар, он пукнул. Это совершенно естественная реакция человека на та­кой удар. Правда, я боялся, что актер, хотя это был и непрофессионал, устроит скандал. Но все обошлось. Вообще достоверная смерть — штука противная. Од­нажды мы специально сидели со стажерами, смотрели, как люди умирают... А по тюрьме, чтобы познако­миться с жизнью зеков, ходили под видом врачей- психиатров.

Журналисты Ольга Ермолина, Юлия Козлова и Мария Сперанская собрали любопытную коллекцию причуд знаменитостей. Иннокентий Смоктуновский, к примеру, до начала спектакля обязательно трогал пальцами занавес и кулисы. А одна актриса перед выходом на сцену всегда снимала левую туфлю и три раза плевала в нее.

А что предпочитают делать нынешние кумиры пуб­лики?

Режиссер Андрей Житинкин:

— Как и многие режиссеры, я боюсь ставить неко­торые пьесы, например, «Леди Макбет». По поверью, из-за нее в театре случаются несчастья. Согласен я и с другим суеверием: нельзя выносить на сцену настоящий гроб. Говорят, что это влечет смерть участ­ников спектакля. Актеры — люди с расшатанной пси­хикой, и многие приметы они сами себе надумывают.

Алексей Леньков, актер:

— Если роняю листы с ролью, то обязательно потом сажусь на них, попутно вспоминая пятерых лысых — обычно политических деятелей. Никогда не перехожу сцену перед спектаклем наискосок, как бы перечеркивая ее. И всегда полагаюсь на «закон полосатости». Если сегодня спектакль удался, то следующий будет неважным, поэтому стараюсь приглашать гос­тей только на хорошие постановки.