Валентин Фалин - Конфликты в Кремле. Сумерки богов по-русски

Чуткие слухом да могли уловить среди шумных восторгов 1985—1986 годов скептические нотки. В бурном старте М. Горбачева меня лично на­стораживали самоуверенность, прямолинейность суждений, лихость в распоряжении унаследо­ванным политическим капиталом. В «Опытах» Монтеня можно прочитать: «Безумие судить, что истинно и что ложно, на основании нашей осведомленности». Постичь все в одночасье никому не дано. И винить нового лидера в пробелах осве­домленности было бы несправедливо. Но все же — не многовато ли подмешивалось любительства в дела, предписывавшие строжайший профессионализм?

Это не мешало мне по достоинству принять за­явление от 15 января 1986 года — советский при­зыв к освобождению Земли к концу XX века от военного атома. Воодушевляющий старт для новой внешней политики. И заслуги М. Горбачева здесь непреходящие.

Позиция США сделала неосуществимым план денуклеарйзации планеты, что прискорбно. Из случившегося на встрече с Р. Рейганом в Рейкья­вике М. Горбачев извлек, по моему восприятию, единственно правильный урок: Советский Союз прекратит подыгрывать американской стратегии, перестанет тянуться за каждой следующей новин­кой в военном арсенале США. Без внимания ка­чественную гонку вооружений, которую ведет дру­гая сторона, предупредил генеральный, СССР не оставит, ответ последует, он будет эффективным, но не чрезмерно экономически обременительным для нашей страны.

Сколько нервов я истратил, чтобы раскрыть гла­за Л. Брежневу и другим на несостоятельность и ущербность подравнивания под США советского военно-технологического мышления. Мы обрекали себя на амплуа догоняющих, на подражание кон­трагенту в условиях разительных отличий советской экономики от американской, нашего удручающего отставания в кибернетике, приборостроении, мате­риаловедении. Наконец-то повеяло свежим. Пре­кратить бы еще поставки блоку НАТО аргументов, оправдывавших содержание в Западной Европе ог­ромной военной машины, бездонную милитариза­цию этой части континента, и можно было бы при­вести в движение застывшие фронты.

Пересмотр военной доктрины Организации Вар­шавского договора укладывался в это русло. Наме­чалось, поскольку зависело от Советского Союза, многообещавшее развитие, притуплявшее острие по­литики силы и стимулирующее ростки доверия. Но затем все пошло через пень колоду.

Советская сторона завибрировала. США заноси­ли в свой актив одну несбалансированную нашу ус­тупку за другой. М. Горбачев настоял на принятии «нулевого» варианта Р. Рейгана по ракетам средней дальности в Европе, лишавшего СССР отдельного класса вооружений, но оставлявшего нетронутым ракетно-ядерный потенциал Англии и Франции, а также крылатые ракеты воздушного базирования, имевшиеся у США. Из военных инфраструктур Со­ветского Союза и Организации Варшавского до­говора изымались важнейшие компоненты или, правильнее, несущие опоры, тогда как Северо­атлантическому блоку позволялось ограничиться в основном перестановками в дислокации сил.

Возможно, линия М. Горбачева диктовалась на­сущными экономическими и иными внутренними заботами. Во многих областях положение было ахо­вое. Инерция гонки вооружений оказалась столь мощной, что ненасытность Молоха пошла на убыль лишь на четвертый год перестройки. Средств на жизненно важные для населения гражданские расходы катастрофически недоставало. Их наскре­бали по грошам в расчете на ближайшую неделю, а то и на день.

Генеральный остерегался выкладывать все карты даже на Политбюро или секретариате ЦК. Излучать («исторический оптимизм», не дать заметить ни своим, ни чужим, куда нас занесло, было его тактикой. Лихорадочные инициативы в переговорах с США по разоружению подавались за свидетельство проч­ности тылов, за показатель свободы маневра, какой обладает лишь государство с двойным или тройным запасом прочности.

Достигала ли горбачевская тактика цели? Обще­ственность рукоплескала. Уже кое-что. Американ­ская администрация искусно подыгрывала совет­скому лидеру, — комплиментов хоть отбавляй, и чем они восторженней, тем настоятельнее похло­пывания по плечу перемежались дополнительны­ми домашними заданиями: здесь извольте устра­нить «асимметрию», там поступитесь, тут войдите в положение Соединенных Штатов, и Сезам откро­ется: Аппетит приходит во время еды. В политике он повышается при взгляде на беспомощность, ра­стерянность и податливость партнера. Вашингтон ; до деталей был осведомлен: Советский Союз погру­жается во мрак, и Горбачев не постоит за ценой, 1 чтобы продлить свое ускользающее время.

Алогичность поведения советского политическо­го руководства вызывала нас, экспертов, на вопро­сы. Я спрашивал маршала С. Ахромеева, главно­го советника генерального секретаря по проблемам безопасности, А. Яковлева, самого М. Горбачева, а также других политиков, военных, дипломатов, в чем сокровенный смысл или, грубее, сермяжная правда договоренностей с США, фиксирующих в основном советские шаги навстречу американцам? К тому же разветвленный международный конт­роль за выполнением советских обязательств по со­глашениям с США должен был нами же и опла­чиваться. Почему, интересовался я, те же самые меры по свертыванию советской военной активно­сти нельзя осуществлять в одностороннем порядке? И если США хотят наблюдать за действенностью наших решений, пусть сами платят за полученное удовольствие.

Комментарий С. Ахромеева звучал так: распоря­док движения к разоружению определяет генсекретарь. Поскольку актуальные договоренности при­нимаются за часть и задел более обширного пакета урегулирований, он счел допустимым известные пе­рекосы. Без них не обойтись ввиду разнородности военных структур сторон. Важней представляется создание прецедентов и моделей договоренностей на будущее, которые окупят добрую волю СССР, демонстрируемую на данном этапе.

А. Яковлев не вдавался в существо. «М. Горбачев тоньше нас разбирается, как правильнее с прице­лом на перспективу выстроить советскую позицию. И нечего нашими сомнениями сбивать его с тол­ку», — заметил вице-архитектор перестройки.

Генеральный, когда я подступился к нему с тем же делом, показал, что у него нет желания расши­рять круг дегустаторов у разоруженческого котла. «Все, что заслуживает внимания, учитывается», — вымолвил он и перебрал пальцами пуговицы, как бы убеждаясь, что пиджак надежно застегнут.

Между тем голова должна была трещать от не­доумений: Вашингтон и его попутчики по НАТО взламывали оборонительную систему Организации Варшавского договора, призвав в помощники... СССР. Советское руководство небезуспешно дока­зывало, что обеспечение безопасности стало пре­имущественно политической задачей. Но доказы­вало это применительно только к себе и своим со­юзникам при выжидательном поведении атлантистов. Как иначе прикажете квалифицировать тот факт, что перестройщики искали сделки с «глав­ным противником» без координации действий стран — членов Организации Варшавского дого­вора или даже за спиной союзников? Как «рас­ширительное толкование», согласно американской терминологии, нового политического мышления? Или, будем беспредельно терпимыми и вежливы­ми, как нелояльность?