Дэвид Брукс - Бобо в раю. Откуда берется новая элита

Именно французские интеллектуалы придумали образ жизни, знакомый сегодня всем. Тонкие натуры стекались в дешевые районы, где создавали художественные сообщества и движения. Поэт и художник ценились здесь выше банкира или президента. Богеме нечего было противопоставить растущему могуществу буржуа, зато они могли их шокировать. Закончив «Саламбо» – роман о Карфагене, – Флобер предсказывал, что он: «1) вызовет раздражение у буржуа; 2) шокирует чувствительных читателей; 3) разозлит археологов; 4) останется непонятным для дам; 5) принесет мне репутацию педераста и каннибала. Что ж, будем надеяться». Так появился кличь: Epater les bourgeois! [22]– война между богемой и буржуазией была объявлена.

Деятели богемы носили бороды, отращивали длинные волосы и усвоили такую манеру одеваться, что их было видно за версту – красные сорочки, испанские плащи. Они ценили подростковую культуру и всегда готовы были вписаться в какую-нибудь провокацию, эпатажную выходку или грубую шутку. Художник Эмиль Пеллетье завел себе шакала. Поэт Жерар де Нерваль прогуливался по садам Тюильри с омаром на поводке. «Он не гавкает и знает тайны глубин», – говорил он. Они воспевали разрушительную любовь к мистике и прочей чертовщине. Они часто писали о самоубийствах, а иногда и сами сводили счеты с жизнью. Они обожали новизну и нередко аплодировали экспериментам ради того только, чтобы показать свое презрение к консервативному среднему сословию.

Деятели богемы отождествляли себя с другими жертвами буржуазных порядков: бедняками, преступниками, этническими и расовыми меньшинствами. Они восхищались экзотическими культурами, не тронутыми буржуазными нравами. Многие парижане идеализировали Испанию, которая, как им казалось, жила еще по законам Средневековья. Флобер восхищался простыми нравами и обычаями Бретани. Они идеализировали тех, кого называли благородными дикарями, и украшали свои спальни необычными артефактами из Африки. Они мечтали о Китае и других далеких странах, чьи общества казались им духовно более чистыми. Они возвели секс в ранг искусства (впрочем, искусство они видели во всех жизненных проявлениях) и насмехались над буржуазным ханжеством. Чем больше читаешь о парижской богеме, тем более убеждаешься, что они успели подумать обо всем. В последующие 150 лет бунтарям, интеллектуалам и хиппи оставалось лишь использовать предложенные стандарты протеста.

Само собой разумеется, что разногласия между богемой и буржуазией в действительности никогда не были столь непримиримыми, как это может показаться из приведенных примеров. Вопреки представлениям Флобера и его соратников среди буржуа были куда более развитые личности. Искушенные немцы даже разделяли владетельную буржуазию – Besitzbuergertum, и образованную буржуазию – Bildungsbuergertum. Бунтари, в свою очередь, не были столь бескорыстны, как им хотелось думать. Тем не менее это культурное противостояние породило представления, которые еще долго господствовали в общественном сознании. Буржуа высоко ценили деловые качества, порядок, постоянство, обычаи, рациональное мышление, самодисциплину и производительность. Богема пропагандировала творчество, бунтарство, новизну, самовыражение, нестяжательство и широкий жизненный опыт. Буржуа верили в естественный порядок вещей и ценность правил и традиций. Деятели богемы считали, что во Вселенной нет внятной согласованности, а действительность можно постичь только фрагментарно через видения и откровения. Поэтому превыше всего ценили протест и новизну.

Мир буржуа был миром коммерции и предпринимательства. Богема жила в мире искусства. Буржуа размышляли логически, оперируя цифрами и количествами. Богема предпочитала интуитивный, органический способ мышления. Буржуа нравились всякого рода организации. Богема ценила независимость и считала буржуа стадом приспособленцев. Буржуа обожали машины; богема предпочитала вещи доиндустриальной эпохи, когда ремесленник вкладывал в них частицу себя. В вопросах этикета и потребления буржуа ценили уравновешенность и лоск. Богему же – за исключением денди, появившихся и ушедших в небытие в XIX веке, – восхищала подлинность и естественность. Буржуа боготворили успех; богема выстроила свою систему ценностей вокруг пренебрежения успехом. Буржуазия стремилась к ощутимому совершенствованию. Великой целью богемы было раздвинуть рамки собственной личности. Как формулирует Гранья, «романтическая литература прославляла сильные страсти, исключительные чувства, незаурядные поступки и с презрением относилась к обыденности, предусмотрительности, заботе о повседневных нуждах и заинтересованности в достижимых целях; повседневным примером всего этого и было среднее сословие».

Парижское противостояние между правым и левым берегами отозвалось в Америке довольно скоро. Однако до торжества гринвилиджской богемы – когда вызывающе наряженный художник, прогуливающийся по парку с омаром, не вызывал бы обмороков – оставалось еще 60 лет. В XIX веке американским художникам и интеллектуалам, подвергавшим критике буржуазную индустриализацию, не хватало мятежного юмора и бунтарской распущенности их европейских собратьев. Американские нестяжатели не стремились к созданию городской протестной контркультуры. Альтернативу индустриальной экономике они искали на лоне природы, в простой жизни. В их художественных взглядах натурализм преобладал над эстетизмом.

Ричард Хофстадтер называл трансценденталистов «интеллектуалами из пуритан», поскольку они имели чрезвычайное влияние на образованные классы. Эти мыслители, писатели и реформаторы происходили по большей части из Новой Англии – Ральф Уолдо Эмерсон, Генри Дэвид Торо, Амос Бронсон Олкотт и Маргарет Фуллер. Название течения произошло от их стремления переступить границы рациональности и меркантилизма и таким образом добраться до духовного начала, скрытого в каждом человеке. Они начали с провозглашенной Уильямом Чаннингом идеи, что «в каждом есть нечто более величественное, нежели во всем рукотворном мире и во всех мирах, постижимых зрением и слухом; поэтому совершенствование внутреннего мира имеет самостоятельную ценность и значение».

Вывод, что жизнь слишком ценная штука, чтобы посвятить ее деньгам и вещам, был вполне естественным, а значит, материальные обстоятельства важны лишь как средство для достижения духовного роста. Трансценденталисты не отрицали мир полностью. Эмерсон выдвинул идею о «градационной этике», суть которой в том, что, начав с материальных нужд, люди должны «постоянно тянуться к высокому». В «Молодом американце» он писал: «Любое ремесло – занятие временное, оно должно уступить место занятию нравственно более высокому, приметы которого уже озаряют небеса». Торо занимался торговлей, но предпочитал жизнь «простую и мудрую». «Я хотел жить глубокой жизнью, впитывая все ее соки; я хотел жить в спартанских условиях, отсеивая все, что жизнью не является».