Дэвид Брукс - Бобо в раю. Откуда берется новая элита

Были и другие сложности. У женщин был ограниченный выбор профессии, что было плюсом для местных школ, но могло не устраивать способных девушек, стремившихся совсем не к педагогической карьере. Эренхольт прилагает школьную фотографию. За ровными рядами идеально чистых парт сидят аккуратные ученики в одинаковой форме, с почти одинаковым выражением лица. Все это напоминает школу дисциплинарного образца, подвергшуюся в течение следующего десятилетия практически полному разгрому.

Далее, Nabisco обеспечивало мужчин работой, но, когда дело касалось зарплаты, их нередко обсчитывали. Коррумпированный профсоюз полюбовно обделывал делишки с компанией. Рабочие знали об этом, но других вариантов трудоустройства у них не было. В политике тоже особого выбора не было. Местное правительство работало на автомате; местные жители присягали ему на верность. Эренхольт пишет о некоем чикагском деятеле по имени Джон Дж. Фэри, который всю жизнь беспрекословно выполнял приказы Ричарда Дж. Дэлея. Когда же Дэлей выдвинул его за выслугу лет в Конгресс, Фэри сообщил газетчикам: «Я двадцать один год представлял нашего мэра в законодательном собрании, и он всегда выходил правым». Подобный пиетет перед властью является примером вполне обычных для 1950-х умонастроений в таких районах. В этом видении мира повиновение является важной добродетелью, а авторитет, порядок и длительные отношения важнее свободы, творческого подхода и тяги к переменам.

Эренхольт посвятил целую главу религиозной жизни прихода. В церкви Св. Николая было 1100 мест, и по воскресеньям в начале каждой мессы все места были заняты. Дело было до Второго Ватиканского собора, поэтому служба велась на латыни. Священники стояли спиной к прихожанам, лицом к алтарю. Монсеньор Майкл Дж. Феннесси напоминал свой пастве, что дьявол не дремлет, что грех и соблазны повсюду. Эренхольт отмечает, что в 1950-х священнослужители куда охотнее говорили о дьявольских кознях, чем сегодня.

Духовная жизнь была так же упорядоченна и иерархична, как экономическая или политическая. Путь к правде один, а вот тропинок заблуждений – множество, поэтому проще идти прямо, не глядя по сторонам. Христос ведет верным путем, сатана с него сбивает. Все грехи были классифицированы и пронумерованы, впрочем, как и добродетели. Приход входил в архиепископство, архиепископство, в свою очередь, тоже структурно куда-то входило. Ключевые вопросы духовной сферы ставились иначе: если представители образованного класса вопрошают: «Чего я ищу в этой жизни», то прихожане тех лет больше полагались на Всевышнего: «Чего ждет от меня Господь, что Ему угодно?» Нельзя забывать, что и «Отче наш» читается от первого лица множественного числа – то есть всей паствой – и в первых же строках молитвы говорится о власти Господа и Его планах на будущее: «Отче наш, сущий на небесах! да святится имя Твое; да приидет Царствие Твое; да будет воля Твоя и на земле, как на небе». В общем и целом духовный универсум был столь же упорядочен и иерархичен, как и физический.

Эренхольт подчеркивает, что такой извод католицизма был широко распространен в Чикаго 1950-х. В городе было два миллиона практикующих католиков, 400 приходов, 2000 священников, 9000 монахинь и порядка 300 000 учеников приходских школ. Между 1948 и 1958 годами в архиепископстве открывалось в среднем по шесть новых приходов в год – не только в рабочих районах с традиционно сильной привязанностью к организованным формам религии. В 1950-х люди с высшим образованием все еще массово соблюдали религиозные ритуалы. Более того, люди с университетским дипломом или ученой степенью посещали церковь или синагогу даже с большей регулярностью, чем их менее образованные сверстники.

Не подлежит сомнению, что в 1950-х этике зависимости и подчинения и всей иерархической космологии уже противостояла современная мысль. Писатели и публицисты, следившие за событиями в мире, считали, что Америка стала слишком упорядоченной, слишком инертной, слишком коллективистской.

Основной посыл публицистики 1950-х – будь то «Человек организации» или «Одинокая толпа» – сводился к тому, что в стране установилась удушливая атмосфера услужливости. Писатели всех мастей критиковали конформизм, инертность, зависимость. Уильям Уайт роптал на преобладающий в обществе порядок, акцентирующий «принадлежность» и «представление о группе, как источнике творческого потенциала». Книгу Дэвида Рисмена «Одинокая толпа» публика восприняла как критику «человека, сориентированного другими», заполошного конформиста, которого страшит сама мысль о том, что он может что-то нарушить или как-то выделиться, который готов воспитать в себе все «характерные, даже карикатурные качества и пороки», лишь бы только вписываться в группу. Протестантский теолог Пауль Тиллих видел в американцах людей «с сильным стремлением к безопасности, как внутренней, так и внешней, готовых заплатить любую цену за то, чтобы быть принятым в группу, неготовых демонстрировать личные качества, согласных на умеренное счастье без серьезных рисков».

Эти писатели воспользовались выдвинутой философом Джоном Дьюи оппозицией между «традиционной» и «осознанной» моралью. Традиционная мораль – это мораль племени, группы, домашние правила, установленные родителями, которые не принято подвергать сомнению. Она зиждется на древних установлениях и почтении к вечным истинам. Осознанная мораль основана на непосредственном осмыслении. Она начинается с размышлений о последствиях того или иного поведения. В ней больше места для эксперимента и рефлексии, поскольку каждый индивидуум ставит под вопрос старые правила и делает собственные выводы. В 1950-х большинство писателей рассчитывали, что американцы, открепившись от традиционной морали, созреют для осознанной.

Отход от религии в сторону автономии и психологизма считался весьма прогрессивным. Общественные деятели призывали к поиску непосредственной, личностной духовности. «Мы надеемся увидеть вас нонконформистами – ради вас самих, ради страны, ради человечества», – проповедовал Тиллих университетской аудитории в 1957 году. В сущности, авторы, будь то социологи, фрейдисты, теологи или битники, – все советовали молодым оторваться от их групп, районов и религиозных общин. По пути духовного самосовершенствования нужно идти самостоятельно.

Изменились и нравы образованного класса. Писатели, ученые, университетские преподаватели принялись воспитывать в своих детях индивидуализм, между подчинением и самостоятельностью выбрав последнее. На Юго-Западе детей все еще учили подчиняться авторитетам, а в нескольких милях от них, ближе к озеру, в районе Чикагского университета и Гайд-парка, процветала совсем другая культура.