Оскар Уайльд - Письма

Затем входит Джеральд, говорит, что, встревоженный шумом, он подумал, что в дом забрались грабители. Жена все ему рассказывает; он полон возмущения: становится очевидным, что он ее любит. Она уходит к себе.

Акт III. Квартира Джеральда. Жена приходит повидаться с ним; ясно, что они любят друг друга. Они договариваются вместе уехать. Входит слуга с визитной карточкой. Это пришел муж. Жена пугается, но Джеральд соглашается его принять. Жена уходит в другую комнату.

Муж раскаивается. Он умоляет Джеральда употребить свое влияние на жену и уговорить ее простить его. (Муж — грубый материалист, притом сентиментальный.) Джеральд обещает ему сделать это. Очевидно, что для него это акт большого самопожертвования. Муж уходит, изливаясь в сентиментальных благодарностях.

Входит жена. Джеральд упрашивает ее вернуться к мужу. Она с презрением отказывается. Он говорит: «Ты знаешь, чего стоит мне просить тебя сделать это. Разве ты не видишь, что на самом деле я жертвую собой?» И т. д. Она отвечает: «Зачем тебе жертвовать собой? Я люблю тебя. Ты заставил меня полюбить тебя. Ты не вправе передавать мою жизнь другому. Все это самопожертвование ни к чему, мы должны не жертвовать собой, а жить. В этом смысл жизни». И т. д. Ее призывы, ее красота и ее любовь убеждают его, и он увозит ее с собой.

Три месяца спустя. Акт IV. Джеральд и жена вместе. Она читает четвертое действие «Фру-Фру». Они обсуждают его содержание. На тот день, когда происходит эта сцена, назначена дуэль между Джеральдом и мужем. Она уверена, что Джеральд не будет убит. Он уходит. Является муж. Жена говорит ему, что любит Джеральда. Ничто не заставит ее вернуться к мужу. Если одному из них суждено умереть, она желает смерти ему. «Почему?» — спрашивает муж. «Потому что отец моего ребенка должен жить». Муж выходит. Звучит пистолетный выстрел. Он застрелился.

Входит Джеральд и говорит, что муж не явился на место дуэли. «Какая трусость!» — восклицает он. «Нет, — отвечает она, — в конце концов нет. Он мертв». «Теперь мы должны преданно любить друг друга». Джеральд и жена крепко обнимаются, словно одержимые неистовым желанием сделать любовь вечной. Занавес опускается. Finis [16].

Как Вам нравится эта идея?

Мне она кажется чрезвычайно сильной. Я хочу, чтобы над всем возобладала настоящая страстная любовь. Никакого болезненного самопожертвования! Никакого самоотречения! Подлинное пламя любви между мужчиной и женщиной — вот во что вырастает пьеса к финалу, от светской болтовни акта I, через театральные эффекты акта II, к психологии акта III с превосходной психологической dénouement [17], пока в акте IV любовь не становится всепобеждающей, принимая смерть мужа как в некотором роде торжество своего законного права; у любви остается ее трагедия, и это только увеличивает силу страсти.

Разумеется, я сделал лишь беглый набросок. Сюжет пришел мне в голову только сегодня утром, но я решил послать его Вам. Мне он кажется очень многообещающим, и, если готовая пьеса Вам понравится, Вы можете взять ее для американских гастролей. Всегда Ваш

Оскар

Уортинг, Эспланада, 5

[? Август — сентябрь 1894 г.]

Дорогой Йейтс, с удовольствием. Я не вполне уверен, что эпитафия «Requiescat» [18]так уж типична для моих стихов. Тем не менее я рад, что она Вам нравится.

Я только что закончил пьесу, поэтому пишу жутким почерком.

Лично я предпочел бы, чтобы Вы выбрали сонет: или сонет по поводу продажи с аукциона любовных писем Китса, или сонет к свободе, которым открывается мой сборник, — но Вы вольны рвать любые цветы в этом саду, какие в нем есть. Искренне Ваш

Оскар Уайльд

Тайт-стрит, 16

[Приблизительно 25 октября 1894 г.]

Мой дорогой Алек, я долго болел, валялся в постели с приступом малярии или чего-то в этом роде и не имел возможности ответить на Ваше любезное пригласительное письмо. Сейчас я вполне здоров и, поскольку Вы выразили желание познакомиться с моей несколько фарсовой комедией, посылаю Вам ее первый экземпляр. На обложке она поименована «Леди Лэнсинг», но настоящее ее название — «Как важно быть серьезным». Когда Вы прочтете пьесу, Вы увидите, что она построена на игре слов. Пьеса, конечно, Вам совсем не подходит: Вы актер романтический, а ее персонажи требуют таких исполнителей, как Уиндхэм и Хотри. Кроме того, мне было бы жаль, если бы Вы отошли от того художественного направления, которому всегда следовали в театре «Сент-Джеймс». Но конечно, прочтите ее и сообщите мне, что Вы о ней думаете. Я получил очень хорошие предложения по ее постановке в Америке.

Я читал очаровательные газетные отчеты о банкете в Вашу честь в Бирмингеме и Вашем похвальном слове английскому драматургу. Я знаю и люблю творчество Пинеро, но кто такой Джонс? Может, лондонские газеты что-то напутали или допустили опечатку? Я никогда не слышал о Джонсе. А Вы?

Передайте мой сердечный привет миссис Алек, искренне Ваш

Оскар Уайльд

Тайт-стрит, 16

[Приблизительно декабрь 1894 г.]

Как пишет мне Морелл, Ваша очаровательная жена немного опасается, что роль леди Чилтерн в моей пьесе не является лучшей из женских ролей. Позвольте мне заверить Вас, что она рассчитана как раз на «актрису на первых ролях»; это важное действующее лицо и единственное, которое вызывает сочувствие. Более того, другая женщина вообще не появляется в последнем действии.

Я очень рад, что мне посчастливилось видеть среди исполнителей Вашу жену; от нее во многом будет зависеть успех пьесы. Искренне Ваш

Оскар Уайльд

[13 февраля 1895 г.]

Дорогой мистер Шоун, лорд Куинсберри — в гостинице «Чартерз» на Альбемарл-стрит. Напишите ему от мистера Александера: мол, к Вашему сожалению, оказалось, что предназначавшееся для него место уже продано, и Вы возвращаете ему деньги.

Надеюсь, это предотвратит скандал. Искренне Ваш

Оскар Уайльд

Пикадилли, 33

[Приблизительно 17 февраля 1895 г.]

Дорогой мальчик, да! Багровый маркиз замышлял обратиться к публике на премьере моей пьесы! Алджи Берк раскрыл его заговор, и он не был впущен в театр.

Он оставил для меня нелепый букет из овощей! Это, разумеется, идиотская и недостойная выходка.

Явился он туда с боксером-профессионалом!! Я призвал на охрану театра весь Скотленд-Ярд — двадцать полицейских. Он рыскал вокруг три часа, после чего удалился, тараторя, как какая-то чудовищная обезьяна. Перси на нашей стороне.

Теперь я чувствую, что все будет хорошо и твое имя не будет упомянуто.

Я хотел, чтобы ты ничего не знал. Перси телеграфировал, не сказав мне. Я чрезвычайно тронут тем, что ты примчался через всю Европу. Что до меня, то я был полон решимости оставить тебя в неведении.