Мирон Долот - Голодомор: скрытый Холокост

На этом месте вмешался один из партийных представителей:

— Товарищ Черепин хочет знать, как называется та работа, которую вы сейчас выполняете?

— Я бороню землю, — ответил Панас, оглядывая с удивлением товарища Черепина и прибывших с ним.

Партийный представитель вынул какую-то брошюру и стал быстро её пролистывать. Найдя нужное место, он внимательно прочитал его, взглянул на борону и товарища Черепина, а затем спросил Панаса:

— Вы всегда так пашете землю?

— А как ещё я могу пахать? — был его ответ. — Наши предки так вспахивали землю веками, и я так же делаю.

— Вы имеете в виду, что бороной вы пользуетесь только чтобы боронить? — не унимался дотошный партиец.

В брошюре, с которой он сверялся, говорилось, что колхоз обязывается вспахивать поле три раза один за другим.

Однако по-украински эта фраза могла быть понятой человеком, не смыслившим в сельском хозяйстве, как «боронить тремя боронами, поставленными одна на другую». Буквально так и поняли эту фразу представители партийной районной организации. И теперь, увидев, что Панас боронит землю только одной бороной, замерли в оцепенении. Это было явное нарушение партийной инструкции, и, следовательно — государственное преступление.

Когда высокое начальство выразило своё недоумение, а Панас остался по-прежнему невозмутимым, то это рассердило партийца. Отвернувшись от Панаса, он обратился к товарищу Черепину, вытянувшемуся по стойке смирно:

— В этих инструкциях, — он помахал брошюрой. — Ясно сказано, что вспашку следует производить тремя боронами. А вы сами видите, что этот человек использует только одну. Как вы можете объяснить, что во вверенном вам колхозе игнорируются партийные инструкции?

Всё это время другие присутствующие переводили взгляд то на борону, то — по очереди на товарища Черепина и Панаса. Ситуация становилась напряжённой. Представители района смотрели на них так, будто перед ними стояли самые отъявленные предатели. И, не дожидаясь объяснений, они повернулись и направились к машине, оставив товарища Черепина и Панаса вдвоём на поле. Такой внезапный оборот дела вызвал горячую перепалку между ними.

Товарищ Черепин громко обвинил Панаса в нарушении инструкции партии по вспашке. Эти инструкции требуют чтобы использовались три бороны, утверждал товарищ Черепин. А это значит, что три бороны должны быть поставлены друг на друга. Он лично раздал инструкции всем бригадирам, и Панас должен был знать об этом. Однако он, Панас, совершенно пренебрёг указаниями партии. И нет сомнений, что сделал он это намеренно. Его целью было принизить важность партийного руководства в вопросах сельского хозяйства, и, таким образом, саботировать социалистическую систему сельскохозяйственной экономики.

В свою очередь Панас пытался объяснить, что это боронить надо три раза, что он и делал. А боронить тремя боронами нет никакой возможности: не хватает борон, да и лошадям не под силу тащить сразу три бороны.

Но Панасу это не помогло. Товарищ Черепин настаивал, что у Панаса сделал это намеренно. Более того, он обозвал Панаса предателем, саботажником и, конечно, врагом народа. Это уже было слишком! Даже Панас, бедняк, не мог этого снести и закричал в ярости: «Ты, жлоб, отвяжись от меня!».

Товарищ Черепин явно не ожидал такого поворота событий. Никто и никогда не осмеливался так его называть. Ведь он являлся представителем партии! Всю свою деятельность он осуществлял от имени партии. И каждый, имевший с ним дело, в его лице соприкасался с партией и правительством. Поэтому, кто был против него лично, был против партии и правительства. А этот невежественный мужик осмелился обозвать его жлобом! Это было немыслимо! Он не потерпит никаких оскорблений, особенно — от крестьянина. Этот невежа заслуживает хорошего урока. Он, товарищ Черепин, закаленный революционер, коммунист с многолетним стажем, партизан Гражданской войны, научит Панаса, как следует разговаривать с представителем партии и правительства! Этот неотесанный мужик, скотина, должен быть наказ так, чтобы ни он сам, и никто другой никогда бы не осмелился так вести себя с коммунистом высокого ранга. Это вонючий крестьянин должен запомнить свой урок на всю жизнь.

— Вы ответите за это в суде, — произнёс товарищ Черепин сквозь зубы, стараясь сдержаться. — Вас известят о дате судебного заседания. Но запомни, с тобой я разделаюсь рано или поздно!

Панас остался один. Он знал, что товарищ Черепин не бросается словами.

Что же такое «жлоб»? Этот вопрос не давал теперь Панасу покоя. Он и не думал, что это слово настолько оскорбительно, что за него надо человека привлекать к суду. Сам он слышал его много раз. Более того, его самого много раз так обзывали. Но он никогда не считал, что это оскорбление.

Товарищ Черепин сдержал своё слово, и сейчас Панас стоял перед народным судом. Черепин так увлёкся своей тирадой, что мы думали, он совсем забыл о сути дела. Затем, спустя почти час, он начал атаку на Панаса. Голосом человека, подвергнувшегося страшному издевательству, он поведал всем, что во время исполнения своих служебных обязанностей гражданин Панас Коваленко унизил и дискредитировал его. Все отметили, что он не назвал его «товарищем», обращением, применяемым только к лояльным гражданам. Мы уже знали, что это не сулит ничего хорошего. В нашем понимании Панас уже стал преступником.

Упомянув имя Панаса, он остановился и обвёл собравшихся взглядом, словно ища поддержки. Затем товарищ Черепин заговорил снова. Он описывал преступление Панаса возвышенным голосом. С каждым произнесённым словом преступление становилось всё больше и больше, а Панас — меньше и меньше.

— Эта тварь, — он злобно указал на Панаса сразу двумя руками. — Не только проигнорировала указания партии, но ещё и оскорбила меня, представителя партии и правительства. И запомните, оскорбить меня — значит, оскорбить и унизить партию и правительство. Таким образом, он нанёс оскорбление нашему дорогому и любимому вождю и учителю, нашему дорогому товарищу…

Имя партийного вождя утонуло в громе аплодисментов.

Товарищ Черепин удовлетворенно огляделся. Панас понуро смотрел в пол. Когда аплодисменты смокли, товарищ Черепин объявил приговор: Панас совершил настолько тяжкое преступление, что его необходимо передать на рассмотрение в Органы Госбезопасности и Верховный Суд.

У товарища Черепина всё выглядело гладко за исключением одного пункта: как мог Панас сразу оскорбить и товарища Черепина, и партию, и правительство?

— Как именно он вас оскорбил? — выкрикнул кто-то из угла.

— Что он такое сделал? — спросил ещё чей-то голос.

Зал оживился. Многим не терпелось узнать, что же произошло между Панасом и товарищем Черепиным.