Лев Айзерман - Педагогическая непоэма. Есть ли будущее у уроков литературы в школе?

Итак, идея, понятие, нравственные уроки, проблемы, авторская позиция, метафора, идейная нагрузка. И вспоминается Обломов, его слова о литературе: «Человека, человека дайте мне!» А если вы прибавите сюда задания, где надо найти эпитет, назвать рифму, ассонанс, классицизм, символизм, то вы увидите, что это все один почерк обездушивающего псевдолитературоведения, якобы приобщения к науке.

Но есть в этих вопросах и другое. Они догматичны по своей сути. Все ответы уже даны. Вопросов нет. Надо лишь подогнать написанное под готовый итог. Идеал лирики Лермонтова – романтический. Власть диких и кабаних – недолговечна. В теории Раскольникова есть главный изъян. Крестьянская Русь изображена противоречиво. Или вот такая тема: «Чем особенно отвратителен автору мир Костылевых?» (По пьесе М. Горького «На дне») Чего тут думать: отвратителен и баста. Я уже не говорю о том, что даже самая отличная работа на эту тему не дает возможности узнать, понимает ли ее автор пьесу: тема все-таки лежит не на главной оси произведения. Ну и о том, что для ученика это неинтересная тема. Что касается кабаних, то я уже рассказывал, как можно по-разному прочесть образ Марфы Игнатьевны. Если, конечно, не жить в мире догм и схем.

Сейчас готовятся перемены в ЕГЭ вообще и в ЕГЭ по литературе. Но что-либо можно будет сказать на эту тему только тогда, когда мы узнаем, чем все это обернется на деле.

Отвечу на вопрос, который может возникнуть у читателя. А зачем так тщательно рассказывать обо всей технологии преподавания, экзаменов? Не проще ли сказать о том, что они устарели, не отвечают требованиям времени и смыслу литературы? Дело в том, что сами по себе общие принципы еще ни о чем не говорят. Они, кстати, могут быть и внешне правильными. Ад в деталях, частностях, в мелочах. В технологии – и победы, и поражения и провалы. Технологии определяют все, лозунги – ничего.

Я это особенно хорошо понял после того, как в 5-м номере журнала «Знамя» за 2009 год была опубликована моя статья «Технология расчеловечивания, или Как русский язык послали на три буквы». Мне тогда многие говорили, что только после этой статьи они поняли, что же происходит в школе, потому что там была, как говорят следователи, убедительная доказательная база. То есть раскрыты технологии. И сейчас моя главная задача – все показать, доказать, раскрыть, убедить. На уровне общих идей это сделать никак нельзя.

5. «РАБСКАЯ ЛЮБОВЬ»

Эта книга – о преподавании литературы. Поэтому я не касаюсь проблем экзаменов по русскому языку. Интересующиеся моим отношением к ним могут прочесть только что упомянутую мою статью в «Знамени». Но есть в этом экзамене часть С, имеющая прямое отношение к преподаванию литературы. Потому что это связный текст, рассуждение, и текст этот во многом определяет и то, как станут теперь наши ученики писать и о литературе.

Задание С оценивается по двенадцати показателям, и проверяют их не компьютеры, а эксперты, люди. Экспертам этим по каждому тексту дают шпаргалки. Нет-нет, они, конечно же, называются по-другому: «информация по тексту», «модель ответа» или даже «эталон ответа».

То есть если нельзя поставить на выполнение работы компьютер, то следует человека опустить (или, может быть, поднять?) до его уровня, заранее запрограммировав.

Посмотрим, как все это выглядит на самом деле, на практике.

Сначала на экзаменах, а теперь уже и в пособии для учеников предлагается как текст С горестное размышление Сергея Михалкова. Вот абзац из него:

Это написано по-человечески – свободно, живо, эмоционально. А вот во что этот текст превратился в «информации о тексте» – то есть в шпаргалке для учителей, которые будут проверять экзаменационные работы, сверяя их с этим самым эталоном:

И далее в том же духе. Так должен писать эталонный школьник. Вместо живого, непосредственного взволнованного слова – казенная, бездушная, квазинаучная тягомотина.

Не сегодня все это началось. Вот что писал Василий Розанов в «Сумерках просвещения»: