Лев Айзерман - Педагогическая непоэма. Есть ли будущее у уроков литературы в школе?

А в это же время кто-то в том же классе пишет С по отрывку из повести Виктора Некрасова «В окопах Сталинграда», где ученики должны написать о том, что на войне проявляется в полной мере патриотизм, выражающийся в защите своей родной земли.

В тот же день проходил экзамен по русскому языку для инвалидов и тяжело больных детей. Им были предложены на выбор сочинение по литературе или изложение по тексту художественного произведения с дополнительными вопросами по всему произведению. И шесть часов вместо трех для всех остальных. Но ведь здесь полный выход за правовое поле: вместо экзамена по русскому языку – экзамен и по русскому языку, и по литературе. И эти выпускники должны были готовиться к экзамену по двум предметам. То еще милосердие и сострадание. Официально это называется «давать экзамен в щадящем режиме».

Но дело не только в этом. Остановимся на темах. Вверху гриф: Федеральная служба по надзору в сфере образования и науки. Вот пять тем, предложенных выпускникам – инвалидам и тяжело больным детям нашими педагогическими надзирателями:

Повторяю еще раз: экзамен по литературе проводится по выбору, и выбирают его около пяти процентов выпускников. Заставлять сдавать литературу в обязательном порядке – беззаконие. Но что поделаешь, придется говорить о темах.

Конкретных тем по литературе только две. И обе по поэзии. Так никогда не делали. Писать о стихах труднее, чем о прозе. К тому же тема об «Онегине» очень трудна по своей сути, а лирических стихотворений о любви (Маяковского) в программе два-три. Одна тема по курсу девятого класса, другая по курсу одиннадцатого. Огромный пласт русской литературы, изучаемый в десятом классе, остался вообще за бортом. А это Гончаров, Островский, Тургенев, Некрасов, Достоевский, Толстой, Чехов.

Более четверти века я провожу сочинения на тему «Что волнует меня в русской классической литературе и что оставляет равнодушным». В подавляющем большинстве случаев как отозвавшееся называют писателей и произведения из программы десятого класса.

Что касается так называемых свободных тем, то что вы смогли бы написать по четвертой теме?

Особо хочу остановиться на последней. Если писать честно, то ученику нужно преломить эту тему сквозь свою трагическую судьбу. Я знаю, к примеру, как писала экзаменационное сочинение прикованная к инвалидной коляске слепая девушка. Но это разговор не для экзамена.

И вообще эта тема толкает на высокую патетику вчерашнего дня. О драматической ситуации сегодняшнего дня очень хорошо сказал на страницах «Известий» как раз в экзаменационные дни директор института экономики РАН Руслан Гринберг: «Ведь в Советском Союзе была абсолютно античеловеческая догма – сначала думай о родине, а потом о себе. Сегодня другая крайность – думай о себе, а о родине как придется. И это тоже ужасающе. На самом деле важны и государственные, и личные интересы».

Так вот, если мы хотим сформировать верное миропонимание у своих учеников, то первым делом надо отказаться от тем сочинений, которые ориентируют на выспреннее словоблудие.

Но вот в только что изданном огромным тиражом пособии для сдающих ЕГЭ я читаю: «Будьте придирчивы к своим аргументам. Во-первых, они должны быть нравственными, т. е. апеллировать к совести, к справедливости, и к гуманизму, а не к успеху любой ценой, эгоистическим инстинктам или сомнительным авторитетам».

Как-то, провожая на ЕГЭ по русскому языку своих учеников, я сказал им: «Пишите то, что думаете». А мне ответили: «Нет, мы будем писать то, что они хотят, чтобы мы думали». Напутствие, которое я только что процитировал, на это и ориентирует. Но могут ли быть нравственными аргументы, если в них сказано не о том, что думает, что чувствует выпускник? И чего при этом стоят разговоры о чести, совести и гуманизме?

Трагедия школы в том, что все больше и больше она толкает учителя на репетиторский подход на своих уроках. Об этом глубоко и взволнованно говорили во время «круглого стола» в «Учительской газете» на тему «Учить или натаскивать» (публикация от 18 мая 2010 года). Вот только несколько цитат:

Но если все это вообще разрушает обучение и воспитание в школе, то для преподавания литературы такая установка – смертный приговор.

Вряд ли нужно говорить, что у учителя задачи другие. Мне очень понравилось то, что сказала Ирина Роднина о телевизионном шоу, в котором профессиональные фигуристы катались с актерами: «Это не смена профессии, это смена ориентации». А смена ориентации в образовании тем более опасна.

В изданной в серии ЖЗЛ биографии Михаила Булгакова, написанной Алексеем Варламовым, есть место, которое меня особенно задело за живое: «Сохранились воспоминания Л. Е. Белозерской: «Шло 3-е действие “Дней Турбиных”. Батальон разгромлен. Город взят петлюровцами. Момент напряженный. В окне турбинского дома зарево… Елена с Лариосиком ждут. И вдруг слабый стук… Оба прислушиваются… Неожиданно из публики взволнованный женский голос: “Да открывайте же! Это свои!” Вот где слияние театра с жизнью, о котором только могут мечтать драматург, актер и режиссер».

Вот идеал урока литературы. Может быть, и недостижимый. А что еще надо? Чтобы откликнулось, отозвалось, запало в душу. И что еще вообще-то надо?

Мне часто приходится в последнее время слышать от руководителей Главобрнадзора о том, что сегодня главное, чтобы и ученик, и учитель, и родители осознали необходимость объективного и независимого оценивания знаний, полученных в школе. При этом все внимание сосредотачивается на проблемах организационных, процедурных. А суть проблемы в другом: об оценивании чего именно идет речь. А для литературы это вообще вопрос исходный, решающий.