Самуил Лурье - Взгляд из угла

Что верно, то верно: залог жизнерадостного самочувствия — провалы в памяти. Чтобы, значит, современность блестела как новенькая. Чтобы все — как впервые: и ноябрьская слякоть, и замерший на одной ноге Русский Марш.

А то холодная всезнайка история придет и все опошлит. Поздно, скажет, тормозить. Вернее, рано. Пошалят и перестанут. В оккупированном Могилеве немцы отсчитывали гражданам за каждого выданного еврея по пять пачек махры, и граждане развернули соревнование, проявив такой же неподдельный энтузиазм.

Впоследствии же опять, как ни в чем не бывало, строили это самое. Без лица.

Светлое будущее. То есть наше священное прошедшее. Бегущее навстречу.

Не забыть переставить праздники в осеннем календаре. За Днем Нац. Единства — Ночь Соц. Переворота, Примирения и Согласия тож. А уж потом Репрессии. С жертвами, естественно, — Репрессии требуют жертв. И не любят арифметики.

Не переворот и даже не переворотик. Простой доворот винта в гос. мозгу. Направленный такой микроинсультик для пользы дела. Чтобы т. н. Конституция действовала еще лучше.

А то в ней попадаются разные лишние слова. Например, ни с того ни с сего написано: власть избирается большинством населения. И можно так понять, что если это самое большинство на т.н. выборы не придет, то власть будет немножко того… как бы недоизбранная. Строго говоря, понять данную фразу как-нибудь иначе даже и невозможно.

Мешает одно существительное. Так позабудем его. Применив метод управляемого точечного маразма. Получится: власть избирается большинством. Ну и все.

Теперь только вскочить — как будто в голову внезапно пришла мысль, — и заголосить на всю Нижнюю Говорильню: а чего это тут у нас — какой-то порог придуман, какой-то явки — половина списка избирателей плюс один голос, — это зачем? с какой стати? в передовых странах ничего такого нет! послушайте: давайте похерим этот порог! оставим гладкое место — чтобы, значит, не споткнуться!

И дело в шляпе. И беспокоиться не о чем. Даже бюллетени заполнять за отсутствующих несознательных, даже подписи их подделывать ни к чему.

Пенсионер придет сам. Солдата приведут. Студента достанут. Заключенный тоже никуда не денется. Остальные свободны.

Это очень великодушно со стороны власти — что она согласна быть избранной большинством меньшинства. Что раздумала (хотя и собиралась) тащить к урнам за шкирку всех. Решила: а черт бы с нами. Спасибо ей.

Потому что у нас теперь ведь как? "Единая Кормушка" стала самой себе мала. Ее, грубо выражаясь, лоно уже не вмещает всех желающих и достойных. Во избежание очередей пришлось удвоить объем и прорезать второе отверстие, с другой стороны. Контингенту нового отверстия присвоено название "Раздельная Кормушка" — это тоже как бы партия.

То есть прямо как в Америке: без пяти минут двухпартийная система — клиентура двух закрытых распределителей — кого хочешь, выбирай.

Но тем и другим запретят говорить о конкурентах неприятное. (Чтобы в соревновательном пылу не сболтнули лишнего.) А кто скажет что-нибудь такое, из чего можно вывести, будто РФ — не лучший из миров, — того вообще сейчас же на живодерню.

Что и есть платформа, на которой стоят оба эти отряда трудящихся. И программа, инсталлированная в их полушария.

Поэтому предвыборная борьба неизбежно превратится в настоящий конкурс красоты. Дефиле в мундирах, дефиле в купальниках. В промежутке представители обеих Кормушек споют по куплету гимна. Выразительно прочитают басню Михалкова. В дополнительном туре, если таковой понадобится, можно предложить капитанам команд, как в КВН, скрестить умы, — хотя лучше бы до этого не дошло.

Поскольку силы слишком равны.

Один вот только что рассказал, почему 7 ноября — красный день календаря: это, оказывается, не 89-я годовщина революции, ну ее совсем, а, наоборот, 65-я годовщина военного парада в честь 24-й годовщины революции, ну ее совсем.

Другой — про убитую Анну Политковскую: что он, представьте, не склонен ее осуждать, поскольку полагает, что она заблуждалась искренне.

То есть у обоих клинки не сверкают, зато скользкие: от яда, которым обильно смазаны. Оба работают в одном стиле — господствующем и крайне модном — в стиле топорного такого иезуитства. Вот тут и выбирай. Заключенные, и те, наверное, станут в тупик. А что уж говорить о студентах.

Между тем, действительно, убийцы Анны Политковской дышат полной грудью вот уже скоро сороковой день. И выпивают, перемигиваясь, под эти радио- и телеразговоры: искренне ли она заблуждалась или неискренне, когда писала и печатала: такой-то офицер (имя, фамилия, воинское звание, номер части) задушил такую-то девушку при таких-то обстоятельствах (показания свидетелей, заключения экспертиз, протоколы допросов и осмотров); а вот эти пятеро детей уничтожены попаданием ракеты (на фото воронка, фрагменты тел, фрагменты ракеты); а такого-то рядового застрелили свои, но родителям сообщили: подорвался на фугасе; а другого рядового, тоже имярек, на таком-то железнодорожном перегоне свои же выбросили на ходу из поезда, и у него сломан позвоночник, и он находится в таком-то госпитале.

Искренне ли она заблуждалась, утверждая, например, в своей "Второй чеченской": "мы современники этой войны, и все равно нам отвечать за нее"?

Мы-то, конечно, уверены, что нам не придется. Но убийцам видней.

На прошлой неделе Европейский суд по правам человека рассмотрел еще два иска жителей Чечни против РФ, признал нашу страну виновной еще в двух бессмысленных злодействах, наказал длинным рублем.

Опять же дело Саддама проиграно. Совсем не европейский, между прочим, суд выписал ему петлю за такую заурядную зачистку, каких у Политковской в книге и не сосчитать. Положим, она обязательно сказала бы: не вешайте его, — но все-таки убийцам без нее как-то спокойней. Очень уж глубоко заблуждалась.

А у нас политика реальная. Выборы вот на носу. И еще не обсужден как следует последний законопроект про экономику: сделать ее по-русски прозрачной. Очистить от забугорных терминов, типа ин-ве-сти-ци-он-ный климат. Язык сломаешь, и уши вянут. То ли дело — влагалищная погода: так и слышен патриот.

Читатели возникают на горизонте автора только в тех случаях, когда очень уж раздражены.

Одного, например, не удовлетворяет практикуемый автором термин Нижняя Говорильня — как, дескать, не отражающий зловещих функций данного органа в наши дни. Этот читатель корит автора за беззубое, на грани конформизма, добродушие.

Другие, наоборот, скорбят: автор, дескать, не чувствует к высшим должностным лицам — как бы это сказать — ну, в общем, того самого, чего добивался бедный Коля Остен-Бакен от неприступной Инги Зайонц. Склонен к охальному огуливанию или вроде того. Хотя должен по гроб жизни быть благодарен — ведь ему, несмотря ни на что, все-таки разрешают составлять предложения из любого количества букв.