Самуил Лурье - Взгляд из угла

Третьи обращаются без затей: пень ты замшелый! В кои-то веки (XXI, кстати, на дворе) в бесцветном твоем захолустье показались Очень Большие Деньги — нужен им, по-твоему, или нет сверкающий фигурный ящик на самом виду? Чтобы они там, внутри, шевелились, а ты бы снаружи глазел, придерживая головной свой убор. Чтобы, значит, в каждый момент жизни, на каждом отрезке ежедневного марафона — от помойки до другой помойки — ты имел возможность отвлечься, взглянуть поверх убожества — как эта штука, прободая грязные облака, скребет, скребет, скребет твое провинциальное небо. А ты хнычешь — тебя, надо же, смущает размер, — скажите, какая невинность!

Обратной связи ради — чрезвычайно ею дорожа — отвечаю всем по порядку.

Насчет Говорильни — признаю: термин легковат. О, если бы они там просто мололи с утра до вечера невежественный вздор! Так нет же — они из этого вздора крутят колючую проволоку несвободы — километр за километром.

И получают настоящее наслаждение, доводя до ума (своего) отдельные узелки. На этой неделе, например, подробно обустраивали военную гауптвахту. (Хотя жизнь ярче и все равно возьмет свое: плеснуть в камеру хлорки до слез и кашля, да не топить, да не давать курить и есть — любой старший сержант справится.)

Когда не заседают — сочиняют доносы на личных врагов. Новый генпрокурор, просмотрев почту, даже немножко попенял: 7000 только в текущем году — очень, знаете ли, субъективных и притом повелительных сообщений. Как будто прокуратура вам и метла, и совок.

Короче — да, орган не безобидно речевой. Но ведь и не совсем орган, а как бы придаток: не тормошат — не колеблется.

И в случаях неотложных — если нет времени слушать ерунду — и не тормошат.

Когда, скажем, отчизна в опасности — вот как сейчас. Вдруг спохватились: наиважнейшего закона — который запрещал бы иностранцам продавать алкоголь и лекарства — нет и в помине. И, стало быть, коренной человек может в любой момент получить свою микстуру из грязных рук какого-нибудь, не к столу будь сказано, вообще швейцарца.

Казалось бы — даешь закон! Говорильня состряпала бы его с восторгом в два счета. Не тут-то было — кабинет сказал: а вот вам! не вы одни тут патриоты! — обойдемся постановлением: чтобы не позже как через год даже урюком торговал исключительно отечественный его производитель. А иностранец пускай, так и быть, играет за нас в футбол — правда, при условии, что проживать будет не иначе как врассыпную.

Тут пора обратиться к тем читателям, которым не хватает конструктива, он же позитив. А как вам кажется, господа: вот это самое постановление, вроде бы про иностранцев, — не затронет ли оно случайно, по какому-нибудь недоразумению, — т.н. инородцев? Не погонит ли свирепую волну беззаконных безобразий? Не содержится ли в нем, попросту говоря, некоей подлянки? Позитивной, не спорю, подлянки. По-своему конструктивной. Как и весь окружающий нас мир мерцающих значений. Как, скажем, прописка: которой вообще-то нет, но без нее не берут на работу. Как выражения типа: не телефонный разговор — или: несанкционированный митинг. Добавим, стало быть, процентную норму и черту оседлости — вас все еще не тошнит?

Наконец, про небоскреб. Устыдившись, поплелся я в АХ, на выставку проектов. Два даже понравились: голландский и американский. Поскольку ни на что не похожи — то есть вырезают из пространства совершенно новые куски. Два других воспроизводят внутренность сливного бачка, еще один играет на сугубо местных эмблемах: тут вам кораблик, тут вам и шпиль крепостной. Но победит в конкурсе, полагаю, конструкция позитивная: стеклянный уд.

И знаете что? Я не против. Пускай хоть и он. Пускай белеет, одинокий, над руинами игрушечного города. Как восклицательный знак судьбы.

До последней минуты, не скрою, надеялся ваш покорный, что удастся как-нибудь исхитриться и от нижеследующего сюжета увильнуть.

Свернуть на какую-нибудь гос. инициативу в области морали — типа, допустим, запрет на продажу раздеваемых кукол.

А то бывают еще события культурные: вот в третий, что ли, раз нашлась погибшая было при бомбежке, раскуроченная было на солдатские самокрутки самая что ни на есть с подлинным верная рукопись романа "Тихий Дон". Пылилась, оказывается, за границей, у одного патриота. Который за половинку зеленого лимона уступил ее любимой родине: на! изучай!.

Да мало ли в нашей жизни предметов для приличного разговора. См. телевидение.

Но как раз в последнюю минуту вышел в эфир пом. по прессе. Помните его? Главный специалист по всей правде про Чечню. И отчеканил, как отрезал: пресса в данном случае промолчать не вправе.

И стало ясно — деваться некуда. Придется исполнить правительственный (даже, наверное, оборонный) заказ.

Пом. по прессе имеет в виду только что открытую им закономерность: враги его принципала взяли моду погибать насильственной смертью в самые неудобные дни — когда принципал находится за бугром, где наглые телекамеры не сводят с него своих недоброжелательных объективов.

Пому представляется, что:

— Мы сталкиваемся с хорошо отрежиссированной кампанией или планом по последовательной дискредитации России и ее руководителя.

А также он полагает:

— Если бы мы были в Древней Греции, то задались бы одним вопросом: кому выгодны эти сакральные жертвы?

Вот какое богатое слово нашлось. Латинское, кстати.

И вообще — это не совсем древнегреческий подход. Отдает, скорее, университетом марксизма-ленинизма. Сугубо идеалистическая схема: товар — убийство — товар.

В реальной жизни такие сделки не дают барыша. Убийство не приносит выгоды ни покупателю, ни продавцу. Да не ради выгоды они и совершаются. А — для наслаждения. Либо по приказу. Исполнение которого переходит в привычку — привычка в потребность, удовлетворить которую — и т.д., начинай сначала. Загляните в Шекспира, а еще лучше в историю ГБ: миллионы злодеяний, зачастую невероятно изощренных, но совершенно, совершенно бесполезных. Назовите хоть одну практическую причину, по которой имело смысл наезжать, например, на Михоэлса грузовиком, а потом еще вкалывать в бесчувственное тело цианид — и проделывать прочие низости, о которых теперь повествует в своих мемуарах негодяй-исполнитель. Можно ли усмотреть в его действиях корысть, или в исполняемом им приказе Сталина — политический расчет? Искусство для искусства, чистая эстетика охотничьего клуба.

А вы, значит, предлагаете вычислять убийцу по мотиву рациональному: дескать, с чьей стороны погасить такого-то или такую-то было бы наиболее умно? наиболее дальновидно? А у неумных, значит, алиби от рождения?

Древние греки ставили проблему иначе: угодна ли жертва богам? Которыми, впрочем, невзирая на их аппетиты, правит иррациональный Рок.