Богдан Заднепровский - Национальная доктрина

Частная собственность — священное право для тех, кто ее заслужил или заработал. В данном случае она полностью легитимна. Для воров, для всех тех, кто произволом добился частной собственности и права на нее — это право не священно и произвол является неопровержимым доказательством этого, а потому эта собственность абсолютно не легитимна. Никому не позволяйте себе внушать обратное. «В России вся собственность выросла из „выпросил“ или „подарил“, или кого-нибудь „обобрал“. Труда собственности мало. И от этого она не крепка и не уважается» (В.В. Розанов). Народ имеет в данном случае право вернуть себе безоговорочно все, что было украдено и присвоено. В случае сопротивления на жестокость отвечать жестокостью, бесчеловечной жестокостью.

Частная собственность как право, либо результат длительного труда и приобретения, скрепленного общественным договором (правом), либо результат произвола, особенно в области крупной частной собственности, который ничего общего с юридическими теориями легитимности не имеет.

Частная собственность на землю, природные ресурсы, леса, водные ресурсы и пр. не должна выражаться через непосредственную «априорную» собственность, потому что человек приходит в мир без ничего. Человек от других высокоорганизованных животных видов отличается своей деятельностью и ее видами. Поэтому собственность должна выражаться системой прав на вид деятельности, определенной через государственные законы, финансы, особенности территории деятельности. Частная собственность подтверждается через общественную (национальную) собственность и государственную власть, а не через предопределение и «святость» частной собственности.

И обязательно надо выделить личную собственность. Личная собственность — это то, без чего современный человек не может являться нормальным членом общества. Она — последний резерв в тяжелой ситуации, а никак не частная собственность. Ее эксплуатируют не ради прибыли, а для выживания, для личных нужд и потребностей. С ней тяжело расставаться, ее не хочется отдавать в аренду, в чужое пользование. Личная собственность — это набор самого необходимого и близкого для души — это прожиточный минимум, то, что позволяет человеку оставаться адекватным, не деградировать. Вот это основное отличие личной собственности от частной. Продать можно и последнюю рубаху и себя, но это уже не предмет своей частной собственности, а скорее чужой.

Собственность и капитал, заработанные на наркотиках, проституции, нелегальной торговле оружием, фальшивыми спиртными напитками и лекарствами, на взятках, не могут быть гарантированы конституцией и государством. Собственность на костях народа — не священна, не легитимна.

Фондовый капитал, земля, природные и человеческие ресурсы — все, что находится в стране под властью нынешних олигархов, является главной силой этих последних. Да, у них есть еще огромный финансовый капитал за границей. Но без того, что у них есть здесь, они — «бумажные тигры». Народу, обществу не нужны их бумажные деньги, требуется вернуть себе средства производства, землю, природные ресурсы: будут они, будет работа, жизнь, деньги. А зеленые бумажки сегодня что-то стоят, а завтра могут ничего не стоить. Что самым достоверным образом сегодня и подтверждается.

Поэтому сегодня уже не надо бояться национализации. Разговоры о национализации крупного производственного капитала порождены приватизацией 90-х гг. Приватизация была незаконной и абсолютно несправедливой. Это очевидно всему обществу и объясняется «дикой» стадией капитализма по Марксу — первоначальное накопление капиталов, которое было сделано за счет внутренних резервов общества, административной элитой бывшего СССР и КПСС. Нынче этот процесс пытаются амнистировать. Проблема же дня сегодняшнего состоит в том, что крупный производственный капитал, будучи незаконно приобретенным, продолжает незаконную — антинациональную и антигосударственную политику. Вот эта то политика, а не приватизация должна стать поводом для национализации крупного имущества.

И не надо путать национализацию с конфискацией или экспроприацией. Во-первых, она не затрагивает интересы большинства, а лишь экономической элиты. Во-вторых, этот механизм должен стать, прежде всего, предупредительным для тех, кто не идет навстречу государственным и социальным интересам нации. В-третьих, если говорить об экспроприации — то это процесс анархии и революции, а конфискация — понятие из сферы уголовного права. Грамотная национализация приведет только к изъятию производственного капитала и власти у зарвавшихся олигархов. У них останутся их счета за границей и в местных банках. Не надо их сильно жалеть. Они и на следующий день после национализации останутся с куском белого хлеба с маслом и икрой. После национализации господа смогут показать свои истинные качества бизнесменов. Будут тратить свои деньги не на яхты, а вкладывать их в дело — этот путь лучше химеричной «амнистии капиталов». Простой учитель, врач, шахтер, индустриальный рабочий, крестьянин будут лишь приветствовать и всем народом поддержат национализацию крупного производственного капитала. Многие возразят, что это отход от «рыночной экономики». Во многих развитых экономических странах существует крупный государственный сектор экономики. И можно отметить тысячи примеров из прошлого и настоящего эффективной работы государственного сектора на благо экономики и нации: «Стандартная экономическая история признает, что вмешательство государства всегда играло центральную роль в экономическом развитии» (Н. Хомский).

Экономика стала господствующей наукой и религией 20 столетия. Либералам именно в ней виделись пути решения социальных проблем: через идею «рыночной экономики». Рецепты экономического либерализма стали внедрять в пику монополизму и империализму. Но позднее попытались применить его тождественно по аналогии и в отношениях чисто социального порядка. Что из этого вышло рассмотрим далее.

Мы не будем углубляться в перипетии фактической стороны процесса экономического либерализма с разными участниками и нюансами. Рассмотрим лишь механизм процесса экономического либерализма и попытку использования аналогичной схемы в социальном либерализме 20 века.

Экономический либерализм буржуазной цивилизации заключался в расширении конкуренции, как основного принципа экономического роста и развития. Широкая массовая конкуренция создавала пресловутую «рыночную экономику» — отход от реакционного империализма, связанный с глобальными мировыми политическими и экономическими кризисами. Конкуренция, как принцип, создавала выравнивание для класса предпринимателей (в основном средней и мелкой буржуазии), для его увеличения, как массы. Таким способом пытались уравновесить буржуазный строй, создав условия выдвижения из низов за счет способностей и удачливости. Этим стабилизировалась социальная напряженность. Создавался миф «американской мечты», «больших возможностей». К этой конкурентной концепции стоит еще добавить несколько мер по социальной демократизации общества: права женщин, избирательные права, социальное обеспечение малоимущих и т. д. В конечном счете, эти меры привели к созданию «среднего» класса рабочих и потребителей, который не растет и не падает. С издержками тотальной пролетаризации и монополизма 18–19 вв. кое-как разобрались. Создание конкурентной рыночной экономики требовало отказа крупного капитала и монопольных корпораций от чрезмерного финансового влияния и части имущества в виде акционерного капитала. «Потери» от этого несла лишь маленькая элитарная группа финансистов и собственников. Взамен же они получали государственные заказы, иными словами, обеспечение стабильности и роста, а также лоббирование своих интересов государственным аппаратом во всех властях. На деле они теряли мало, признавая лишь приоритет самой крупной корпорации — государства. Его права урезонивать финансовые перегибы. К тому же они негласно получили согласие от конкуренции свободного рынка о нераспространении его экспансии на сферу устоявшегося крупного капитала.