Богдан Заднепровский - Национальная доктрина

В обоих случаях ограничения накладывались предыдущим экономическим господством, всячески не желавшим осуществления экономической свободы от нужды. Причем реакция была безумно агрессивной.

Современная социал-демократия как решение проблемы экономической свободы предлагает борьбу за сокращение разрыва в доходах населения, улучшение условий труда, совершенствование образования и прочие социальные гарантии. Казалось бы, что все тут правильно и логично. Но все чего добилась социал-демократия, случилось вследствие жестокой борьбы между экономическим господством капитализма и экономической свободой социализма. Являлось вынужденными уступками экономического господства. То есть эта форма экономической свободы зависит и ограничивается все еще экономическим господством. Тут благодаря либерально-демократической риторике сводится на нет радикальная борьба. Но без нее экономическое господство с легкостью может регулировать экономическую свободу. Царство нужды по-прежнему незыблемо.

Какие из всего этого можно сделать выводы? Во-первых, капитализму экономическая свобода нужна для господства. Во-вторых, экономическую свободу от нужды в истинном смысле пытался осуществить социализм. В-третьих, все попытки оказались пока что недостаточными. В-четвертых, по всей видимости, следует из каждого опыта борьбы за экономическую свободу взять самое позитивное, как в плане борьбы, так и в плане созидания, и вновь попытаться добиться экономической свободы людей от нужды.

Нужен всемерный синтез идей, направленных на осуществление экономической свободы.

Перераспределение — вот главный закон человеческой экономики, политэкономии. Ни капитал, ни «товар-деньги-товар», ни собственность, ни деньги, ни труд (да-да, даже не труд) определяют экономику. Нет. Ее начало есть перераспределение: перераспределение ресурсов, труда, собственности… Да что там собственность и рождается из перераспределения. Капитал же, «товар-деньги-товар», труд, деньги, рынок и на что там еще молятся экономисты — это всего лишь разные формы этого самого перераспределения. Присвоение — одна из первичных форм перераспределения. Есть и вторичные. Почему не распределение? Потому что человек перераспределяет сначала то, что уже существует, создано природой, жизнью… Война — тоже перераспределение, передел. Те же деньги — это лишь метод легитимности первичного перераспределения. Или «оплата труда» — то же самое перераспределение. Все вырастает из идеи перераспределения. Любая идея подразумевает его под собой. Поэтому нет ничего аморального в перераспределении, наоборот, на нем строится вся мораль. Перераспределять можно по-разному. Важно найти присущие органические для субъекта критерии и направления перераспределения. Из этого рождается уже борьба. Кому что нужно, кто за что радеет. Хитросплетения перераспределения.

«Победителю достается все» — то есть для достижения успеха используются любые средства, даже подлые, чаще всего незаконные. Рыночная экономика — реальная — развивается далеко не по моделям академических учебников либеральных экономистов. Борьба как за экономическое господство, так и социальная становится все более натуралистической, все более жесткой. Она приближается к биологизму дарвиновской борьбы за существование. Потому что цель — только потребление и накопление возможностей потребления, а не какое-либо развитие, затрата усилий на будущее. Капитализм пренебрегает будущим ради настоящего. Нагляднейшим примером этого является экологическая ситуация, что уж говорить о социальных отношениях.

Главное в современном капитализме — конкуренция, «приспособляемость» к рынку. Выживает лишь самый «приспособленный», самый «кредитоспособный». Данный принцип капиталистических отношений скатывается к вульгарному социал-дарвинизму — «выживает сильнейший». Именно в этом понимании капитализм аморален и асоциален. Его либерализм в реальности выглядит, как пренебрежение социальными правилами, честностью взаимоотношений в обществе. На практике самыми «приспособленными» оказываются именно те, кто переступает через социальные установления, совершают преступления, обманывают честных и на этом выигрывают. Для них закон — условность, а не определенность. В этом их циничное преимущество. Их принцип — «зарабатывать можно лишь утаивая часть прибыли» (М. Пьюзо «Дураки умирают»): обвесить, подсунуть гнилье, обмануть и т. д. Капитализм развивает тотальную коррупцию в человеческих и социальных отношениях — «за все нужно платить» сегодня сменилось на «за все нужно платить дополнительно» (Ч. Паланик «Удушье»). Для «наиболее приспособленных» деньги не создаются, то есть они не участвуют в создании каких-либо ценностей, они просто перетекают с одного счета на другой. Труда не существует — «чем больше иллюзия, тем больше они ее хотят» («Уолл-Стрит» О. Стоун). Самые «приспособленные» «достают кролика из шляпы» — фокусники, жулики, иллюзионисты. По мановению их руки миллионы людей попадают в беду, в безработицу, нищету, бесправие, войну.

Для «приспособленных» количество «неприспособленных» обретает жизненно-важное значение. Чем их больше, этих неудачников и лузеров, готовых пахать в поте лица, сводить при этом концы с концами, тем лучше. Труд перестает что-либо стоить. «Приспособленные» создают уже излишек «неприспособленных», которые не занимаются трудом, не хотят созидать: это дети «приспособленных» и дети «неприспособленных». Они не верят в честный реальный мир, а только в созданную им иллюзию: иллюзию свободы, закона, правды, труда и т. д. Очертания будущего становятся размытыми и неопределенными.

Мир капитализма со своей «крысиной приспособляемостью» разрушается сам. Человек — «животное общественное», он приспособляется к обществу, а не к окружающей среде. Он загадил эту среду своими иллюзиями. Сейчас уже встает вопрос о том, что такое «истинная приспособляемость». Жить в гармонии с людьми и природой — здесь капитализму точно не место, на это он точно не способен. Новое поколение устало от жизни в иллюзиях, оно жаждет новой борьбы за истинный мир, а не басню о нем.

Футуристический фильм «Метрополис» снятый в 20-х показал в гротеске социально-экономическую модель отношений людей в эпоху империализма. В литературе она была отражена Дж. Лондоном в «Железной пяте». То есть логически так бы и было. Никакой научно-технический прогресс или экономический рост сам по себе не улучшают жизнь масс. Что долго и нудно доказывал Маркс в «Капитале». Только революционные катаклизмы начала 20-го века, обоснованное требование масс, давление с их стороны вызвали значительные преобразования в социальной жизни населения планеты, заставили сделать перераспределение благ политическую и экономическую верхушку старого мира — тем самым показали кардинальную эволюцию социальных отношений, когда решает уже не накопление капитала и собственно само экономическое развитие как таковое, но именно социальное движение, требование преобразований со стороны общества. В этом-то и заключался смысл революции в России. Он был мессианским, глобальным социальным требованием — причем доказавшим свою способность воплощаться. Массам надо требовать свою долю. — «Мы требуем»: вот с чего начинается движение масс и новые социальные, политические и экономические преобразования.