Юрий Удовенко - Сатрапы Сатаны

Вы полагаете, описан единичный, исключительный факт жидовско-ментовского террористического рэкета? Отнюдь!

Это была система.

Формально красный террор был прекращён 6 ноября 1918 г. Однако, большевики большие неформалы.

В ноябре 1920 года красные «освободили» Крым. Владимир Ильич отметили: «Крым отстал на три года в своем революционном движении. Его надо быстро подтянуть к общему революционному уровню России». И давай подтягивать

большевистскими темпами! В Севастополе первым делом расстреляли более 500 портовых рабочих только за то, что они работали на погрузке уходящих транспортов генерала Врангеля [423]. Только за первую неделю в Севастополе опубликованы списки расстрелянных 8 364 человек. Помимо расстрелов, происходили массовые казни через повешенье. «Нахимовский проспект, — вспоминает очевидец, — увешан трупами офицеров, солдат и гражданских лиц, арестованных на улице и тут же казненных без суда. Офицеров вешали обязательно в форме с погонами. Невоенные болтались полураздетыми. Вешали «для назидания». Были использованы все столбы, деревья, даже памятники».

Но красный террор, как в по всей России в целом, так в Крыму в частности, был лишь средством экспроприаций, коими весьма успешно занимались секретарь Крымского обкома РКП(б) Землячка [424]совместно с председателем крымского Ревкома Куном [425]. С обреченных сначала брали выкуп за освобождение и только потом расстреливали. Награбленные ценности транспортировались двумя путями: на запад — ответственный Бела Кун, и в Москву — ответственная Розалия Землячка [426].

Красный террор, как средство грабежа и эксплуатации народа, в России не прекращался никогда [427].

В 1922 году В. И. Ленин, жаждущий дальнейшей экспроприации и порабощения россиян, был убежден в невозможности прекращения террора и необходимости его законодательного урегулирования. Так, 17 мая 1922 года Ильич наставлял наркома юстиции Курского: «... Суд должен не устранить террор; обещать это было бы самообманом или обманом, а обосновать и узаконить его принципиально, ясно, без фальши и без прикрас.

... С коммунистическим приветом, Ленин!» [428].

Последние четверть века СМИ рассказывают нам о «красном терроре», забывая о «белом».

Ряд исследователей полагают, что «белый» террор берет свое начало 28 октября 1917 г. В этот день юнкера разоружили и расстреляли у памятника Александру II в московском кремле порядка 300 революционно настроенных солдат 56-го запасного полка [429].

Однако фактически «белый террор», как движение началось восстаниями в Рыбинске, Муроме и Ярославле [430], организованными созданным Б. В. Савинковым [431]Союзом защиты родины и свободы. Осуществляя общее руководство восстанием в этих городах, Б. В. Савинков [432]направил в Ярославль монархиста полковника А. П. Перхурова [433]и поручил ему возглавить там вооружённое выступление.

В том же 1918 году антибольшевистским Комитетом членов Учредительного собрания были созданы первые карательные органы и приняты репрессивные меры: в августе созданы Чрезвычайный суд, Министерство охраны государственного порядка и его чрезвычайная часть, в сентябре введена смертная казнь, в октябре установлено военное положение и на всей подконтрольной территории введены военно-полевые суды. Применялись «баржи смерти» [434]. Были арестованы и заключены в тюрьмы около 20 000 человек.

Белый террор от красного, по сути, не отличался ни чем. Те и другие грабили и убивали нещадно и жестоко. За 1918 год при «белой» власти на северной территории с населением около 400 000 человек в архангельскую тюрьму были отправлены 38 000 арестованных, из них около 8 000 было расстреляно, более тысячи умерло от побоев и болезней [435].

Так один из вождей Белого движения Главнокомандующий Добровольческой армии генерал Корнилов [436]перед знаменитым Ледовым походом, якобы, напутствовал своих солдат: «Я даю вам приказ, очень жестокий: пленных не брать! Ответственность за этот приказ перед Богом и русским народом я беру на себя!».

В 1918 году в ответ на зверское убийство большевиками захваченного в плен командира полка М. А. Жебрака (был сожжён заживо) и всех чинов захваченного вместе с ним штаба полка, а также в ответ на применение красными в этом сражении под Белой Глиной впервые за всю историю Гражданской войны разрывных пуль, командир 3-й дивизии Добровольческой армии М. Г. Дроздовский отдал приказ расстрелять около 1000 пленных красноармейцев [437].

Под станицей Гниловской большевики убили раненых корниловских офицеров и сестру милосердия. Под Лежанкой был взят в плен и заживо закопан в землю разъезд. Там же большевики вспороли живот священнику и волокли его за кишки по станице. Их зверства всё умножались, и чуть ли не каждый корниловец имел среди своих близких замученных большевиками. В ответ на это корниловцы перестали брать пленных. Это подействовало. К сознанию непобедимости Белой армии присоединился страх смерти [438].

Пленные красноармейцы, после допросов, расстреливались комендантским отрядом. Офицеры комендантского отряда в конце похода были совсем психически больными людьми. На офицерах комендантского отряда лежала тяжелая обязанность — расстреливать большевиков, но, к сожалению, было много случаев, когда под влиянием ненависти к большевикам, офицеры брали на себя обязанности добровольно расстреливать пленных [439].

«...К нам иногда заходил член военно-полевого суда, офицер-петербуржец... Этот даже с известной гордостью повествовал о своих подвигах: когда выносили у него в суде смертный приговор, потирал от удовольствия свои выхоленные руки. Раз, когда приговорил к петле женщину, он прибежал ко мне, пьяный от радости.

— Наследство получили?

— Какое там! Первую. Вы понимаете, первую сегодня!.. Ночью вешать в тюрьме будут...

Помню его рассказ об интеллигенте-зеленом. Среди них попадались доктора, учителя, инженеры...

— Застукали его на слове "товарищ". Это он, милашка, мне говорит, когда пришли к нему с обыском. Товарищ, говорит, вам что тут надо? Добились, что он — организатор ихних шаек. Самый опасный тип. Правда, чтобы получить сознание, пришлось его слегка пожарить на вольном духу, как выражался когда-то мой повар. Сначала молчал: только скулы ворочаются; ну, потом, само собой сознался, когда пятки у него подрумянились на мангале... Удивительный аппарат этот самый мангал! Распорядились с ним после этого по историческому образцу, по системе английских кавалеров. Посреди станицы врыли столб; привязали его повыше; обвили вокруг черепа веревку, сквозь веревку просунули кол и — кругообразное вращение! Долго пришлось крутить. Сначала он не понимал, что с ним делают; но скоро догадался и вырваться пробовал. Не тут-то было. А толпа, — я приказал всю станицу согнать, для назидания, — смотрит и не понимает, то же самое. Однако и эти раскусили было — в бега, их в нагайки, остановили. Под конец солдаты отказались крутить; господа офицеры взялись. И вдруг слышим: кряк! — черепная коробка хрястнула, и повис он, как тряпка. Зрелище поучительное» [440].