Стефан Кларк - Англия и Франция: мы любим ненавидеть друг друга

Альберт Эдуард, принц Уэльский, старший сын королевы Виктории, Берти для друзей и любовниц, сделал Францию последних десятилетий девятнадцатого века игровой площадкой для своих авантюр. Если он не развлекался в музыкальных салонах английских загородных резиденций, то «разъезжал» (как выражалась его мать) по Парижу и Каннам, курсируя между «Фоли Бержер» и любимыми борделями. Он был таким заядлым кутилой, что даже имел собственную комнату в одном из самых аристократических борделей Парижа, обставленную сделанной на заказ эротической мебелью… Но об этом пока хватит.

Даже когда напряженность во франко-британских отношениях зашкаливала, Берти старался делать все, чтобы политика не стояла на пути его удовольствий. Он ладил как с французскими роялистами, так и с республиканцами, и просто хотел, чтобы все были друзьями и не мешали ему радоваться жизни. Бытует спорное мнение, что его сексуальные подвиги вынудили Францию, пусть брыкаясь и вопя, начать переговоры о «Сердечном согласии» — договоре, который в 1904 году раз и навсегда покончил с многовековой англо-французской враждой.

Говоря коротко, не было, пожалуй, в истории другого конфликта, который был бы обязан своим разрешением либидо одного человека.

Берти влюбился во Францию еще тринадцатилетним мальчиком. Он приехал в Париж с королевским визитом к Наполеону III и понял, что дворцы не обязательно должны быть такими скучными, как у его родителей. Королева Виктория и принц Альберт полагали, что гораздо важнее научить принцев латыни и истории, чем просто дать им побыть принцами. Они хотели воспитать его настоящим викторианцем, со всеми моральными ограничениями, к которым обязывало это звание.

В Париже между тем Берти танцевал, а шикарные дамы поддразнивали его, выпытывая, что же он прячет под килтом, в который его нарядили родители. Императрица Евгения, блистательная икона стиля, взяла Берти под свое крыло, несомненно заставив совсем не по-викториански трепетать то, что скрывалось под килтом. Наполеон III, парень не промах, поговорил с ним, как мужчина с мужчиной, и юный принц, должно быть, догадался, что в этом городе каждый сам себе устанавливает моральные принципы. В конце концов, французское словосочетание avoir le moral означает «быть большим оптимистом», и это значит, что можно делать все, лишь бы тебе было хорошо, не так ли?

Берти пришлось подождать еще несколько лет, прежде чем ему выпал шанс насладиться Францией сполна. Во-первых, родители хотели, чтобы он закончил образование. Они отправили его в Оксфорд и вдобавок к учебе заставляли ходить в театр на высокоинтеллектуальные лондонские пьесы. Но Берти был не создан для интеллектуальных развлечений и однажды шокировал театралов, громко спросив: «Кто-нибудь может сказать мне, о чем эта дурацкая пьеса?»

К 1860-м годам он решил, что с формальным обучением покончено и пора переключаться на неформальную практику. Он стал наведываться в Париж на ежегодные пирушки, зачастую в сопровождении одного лишь конюшего. И даже если за ним увязывалась жена (в 1863 году он женился на Александре, дочери принца Датского), она ему не мешала, поскольку спать ложилась рано, так что Берти располагал массой свободного времени, чтобы расслабиться вне семьи, благо в столице Франции все к этому располагало.

Он ходил в «Фоли Бержер» (здесь он наконец-то увидел постановку, которую понял до конца), угощал танцовщиц шампанским и даже обнаружил, что парижский воздух излечил его от дефекта речи. Дома у него были проблемы с буквой «р». А здесь эти «р» слетали с его языка с такой же легкостью, как остроумные шутки, которыми восхищались все дамы.

В театре опасность того, что пьеса окажется заумной, компенсировалась удовольствием от лицезрения роскошной Сары Бернар. И однажды он даже приблизился к ней, выпросив для себя маленькую роль трупа, и потом лежал на сцене, в то время как «божественная Сара» оплакивала мертвого принца.

После театра он обычно отправлялся обедать в «Кафе Англэ», где однажды в качестве десерта была подана знаменитая английская девушка по вызову Кора Пирл, обнаженная и намазанная кремом. (А французы говорят, что английская кухня скучна.)

И нельзя сказать, что Берти предавался всем этим радостям тайком. Обычно он куролесил с компанией друзей из парижского Жокейского клуба и получал огромное удовольствие, представляясь принцем Уэльским. Дамы, едва заслышав его имя, становились куда более внимательными, а иногда даже предлагали ему развлечься с двумя сразу.

Однако довольно скоро слухи об извращенных забавах принца долетели до Лондона, где бульварные газетенки с радостью принялись смаковать пикантные подробности его подвигов. В 1868 году появилась карикатура на принца, покидающего Британию ради французской шлюхи. А одна из газет обвинила принца в том, что он демонстрирует неуважение к своему высокому статусу. Писали, что он как раз собирался выйти в свет, когда получил известие о кончине своего дальнего королевского родственника. Друзья спросили его, что им теперь делать. «Вставьте черные запонки, и идем в театр», — ответил принц. Королеву Викторию это вряд ли позабавило.

В 1870 году Берти всерьез обеспокоился тем, что веселью может прийти конец. Разразилась Франко-прусская война, а мать Виктории происходила из немецкой семьи. Не заподозрят ли французы Британию в тайных пропрусских настроениях? И, что еще важнее, не откажутся ли патриотичные танцовщицы канкана демонстрировать ему свои чулки?

Берти сказал матери о том, что пришла пора наведаться в Париж с дипломатическим визитом, чтобы сгладить острые углы в отношениях между двумя странами. Викторию не так- то просто было одурачить — казалось, она всю жизнь умоляла его посидеть дома и взяться за ум, — но политики нашли идею принца здравой. Итак, он снова отправился в Париж, где окунулся в привычную жизнь, доказывая французам, что бритты по-прежнему их любят (предпочтительно, с участием трех партнеров).

Впрочем, он проводил и политические рауты, ублажая и одновременно раздражая весь Париж тем, что распивал шампанское с французскими роялистами, но отказывался произнести хоть слово против республиканцев. «У этих республиканцев, возможно, горячие головы, — убеждал он герцога, — зато благородные сердца».

Вполне ожидаемо, англо-французские отношения не пошатнулись, и вновь избранное республиканское правительство пригласило Берти принять участие в организации Всемирной парижской выставки 1878 года. Разумеется, он согласился и передал личную коллекцию индийских сокровищ для Британского павильона. Он так твердо настроился на эту поездку, что согласился отослать коллекцию даже после того, как страховщики отказались страховать ее. На открытии выставки кое-кто из республиканских депутатов попытался спровоцировать принца, воскликнув: «Да здравствует Республика!» Но Берти лишь рассмеялся: он не мог позволить политикам испортить праздник.