Виталий Севастьянов - Румбы фантастики

Собирать Ростокину, собственно, было нечего, и отпущенное время он потратил на то, чтобы в корабельной информации выяснить всё о станции, на которой ему волей судьбы предстояло коротать время, дожидаясь оказии.

Станция «Дискавери» проектировалась в те годы, когда в очередной раз возобладало мнение, будто лишение всех доступных на Земле благ жизни отрицательно сказывается на работоспособности и психическом самочувствии экипажей, а также нарушает принципы социальной справедливости. И все на ней было оборудовано с учетом этой теории.

Игорь узнал, что уже 15 лет станция законсервирована и движется на расстоянии полупарсека над плоскостью галактики в автоматическом режиме.

— В конце концов, в этой ситуации тоже есть некая экзотика… — успокаивая себя, думал Ростокин.

Посадочный комплекс станции захватил модуль своим лучом и аккуратно ввел его в причальный шлюз.

С интересом рассматривая непривычную архитектуру технического яруса, Ростокин по пологому пандусу поднялся наверх, предъявил контрольному автомату свой личный знак, и тут же в воздухе вспыхнула яркая фиолетовая надпись на русском языке:

«Добро пожаловать на «Дискавери»! Ваша каюта № 1002 в первом кольцевом коридоре. Приглашаем разместиться и ввести в память системы программу вашего пребывания и пожелания по типу и классу обслуживания».

Надпись продержалась на уровне глаз столько, чтобы ее успел прочесть и понять даже малограмотный, потом буквы слились в мерцающую полосу, которая скользнула вниз и очертила на полу квадрат, указывая, что именно сюда следует встать.

Игорь подчинился, и гравиплощадка понесла его через коридоры и транспортные шахты в зону жилого комплекса. За время этого безумного, стремительного полета он понял, насколько громадна станция, издали похожая на сверкающую алмазную брошь.

Перепланировав по своему вкусу каюту, так, что она превратилась в точное подобие охотничьего домика в Саянах, где он прошлым летом провел три восхитительных недели, набрав на пульте лаконичную, всего из двух слов программу — «послерейсовый отдых», Игорь переоделся и вышел для первого ознакомления с обещанными удобствами жизни.

Еще издали он увидел, что дубовая резная дверь кают-компании приоткрыта, и из-за нее на пол коридора падает серый пасмурный свет и доносится негромкий и непонятный шум. Ростокин перешагнул высокий порог и остановился пораженный.

То, что кто-то из прежних гостей станции оставил включенным фантомат, было странно, но не очень. Как и сама фантограмма — туманная и дождливая перспектива парижской улицы конца XIX века. Мало ли у кого какие вкусы. А вот то, что буквально в пяти шагах, на веранде, прикрытой от дождя полосатым тентом, сидел человек — живой человек, отнюдь не фантом, Игоря потрясло.

Откуда он тут, если станция столько лет на консервации? Одет человек был тоже странно — в мешковатый пятнистый костюм и коричневые высокие ботинки на толстой подошве, сидел он за столом, накрытым для торжественного ужина, судя по обилию хрусталя, фарфора и свечам в серебряных шандалах. Все остальное пространство веранды занимала громоздкая видеопроекционная установка с трехмерным экраном, а по полу и креслам разбросаны груды голографических информкристаллов, развлекательных и учебных видеоблоков, рулоны гипнограмм. В воздухе пахло дымом, влажной пылью, и звучала тихая тревожная музыка. А шум, который Игорь услышал из коридора, производили подковы лошадей и колеса движущихся внизу экипажей.

Не меньше минуты Ростокин стоял в некоем оцепенении, но вот сидящий человек, ощутив чужой взгляд, передернул плечами и обернулся.

У него было загорелое и обветренное лицо, короткие светлые усы, цепкий и пронзительный взгляд. Несколько секунд они смотрели друг на друга, потом незнакомец улыбнулся и встал. Игорь отметил, что ростом он повыше и довольно крепкого сложения. Но что же на нем за наряд?

— Так… Этого можно было ожидать… — первым прервал немую сцену незнакомец. Говорил он медленно и со странным акцентом. — Ну, раз так — с приездом. Прошу к столу, — он сделал приглашающий жест.

— Будем знакомы. Лобанов. Юрий, — и протянул руку для пожатия. Игорь назвал себя.

Лобанов кивнул, будто имя гостя ему что-то говорило.

— Прикажете шампанского? — и, не ожидая ответа, наполнил высокие хрустальные бокалы.

Игорь подумал, что его новый знакомый использовал возможности синтезаторов на полную мощность — стол был сервирован с размахом, далеко превосходящим средний уровень.

— Ну, за знакомство, как говорится, — Лобанов прикоснулся краем своего бокала к бокалу Игоря.

Напиток оказался холодным и приятным на вкус. Чтобы синтезировать такой, нужно обладать очень отчетливым и сильным воображением.

— Надеюсь, вы оказались здесь не в результате какой-нибудь катастрофы? — спросил Лобанов спокойно и даже безразлично, но в глазах его Игорь уловил тревожное ожидание.

— Как вам сказать… Для моих планов это действительно была катастрофа… — и довольно подробно изложил обстоятельства своего появления.

Лобанов дослушал и коротко рассмеялся:

— Ну-ну… Все тот же сон… — сказал он непонятно.

— А вы? — спросил Игорь. — Вы почему здесь? О вас информатор ничего не сообщал…

— Да и странно было бы, если б сообщил. Моя история гораздо трагичнее и… увлекательнее вашей, осмелюсь заметить. Не знаю, стоит ли и рассказывать. Не поверите… Впрочем, в ваше время в ней, может, и разберутся…

— В ваше?… — и тут Игорю вдруг стало понятно все. Как он сразу не догадался? Один из кораблей древности, из тех, что пропадали без вести, совершил прыжок через пространство-время и вышел к станции. А Лобанов, возможно, последний уцелевший член экипажа… То-то он и спросил о катастрофе. У Ростокина захватило дух. Открывались грандиозные перспективы. Интервью с гостем из прошлого, цикл статей, возможно — книга. Разумеется, в соавторстве с Лобановым… Это вам не история с ловушкой…

— Конечно, в ваше… — просто сказал Лобанов. — Мое время осталось… — он махнул рукой в сторону затуманенного силуэта Эйфелевой башни.

— С какого вы корабля? С фотонного? Двадцать первый век?

Лобанов в ответ вновь коротко рассмеялся, но веселья в его лице не было.

— Стандартно мыслите, Игорь, не в обиду будь сказано. Все куда как необычнее… А вот это у вас хорошо, — без связи с предыдущим сказал Лобанов, обводя рукой и стол и все окружающее. — Любые потребности удовлетворяются незамедлительно. В общем, если вы располагаете временем, я позволю себе занять ваше внимание… Итак… Да, кстати, вы с историей более или менее знакомы? Историей двадцатого века в частности, второй его половины?

— Знаком, конечно. В университете изучал. Экзамен сдавал. Как сейчас помню: «XX век — эпоха великих революционных преобразований…»