Журнал Русская жизнь - Сокровенный человек (апрель 2007)

Однако вернемся к составу брестских переговорщиков. Кроме основных действующих лиц у делегации была маскировка. В 1917-м большевики еще не насобачились изображать трудящихся сами, поэтому «трудящиеся» шли отдельно. В делегации был представитель от матросов, представитель от солдат и представитель от рабочих. Как и положено статистам, у них были незапоминающиеся фамилии, лица и биографии. Например, «рабочего» звали «Павел Андреевич Обухов», и работал товарищ Обухов на Обуховском заводе. Но выглядели они в меру натурально: расхристанный вид, семечки, мятые портки. «Джон Гугович» посмотрел на «делегацию» и опустил световой фильтр на шлеме: «ЗООПАРК» (так и написал в мемуарах).

Однако тут случилась незадача. На петербургском вокзале перед отправкой поезда «восточные профили» спохватились: «Товарищи, а где же знаменитый рюсский мужик?! Мужика-то в делегации и нет!» Стали срочно, за пять минут, искать «мужика а ля натурель». И тут же нашли - этого добра в России как грязи. На вокзале ошивалась какая-то бородатая личность в зипуне с котомкой. Личности (некоему Сташкову) тут же налили стакан спирта и посадили в вагон поезда - подписывать мир с немцами. Как выяснилось позже, это было большой ошибкой.

Тут каждый штрих ценен для истории, поэтому процитирую Фокке дословно:

«Крестьянин Сташков с сидящим рядом принцем Леопольдом не разговаривал, но вел-таки посильные дипломатические переговоры с прислуживающим вестовым. У крепкого старика была своя «программа-максимум» по отношению к подававшемуся за столом вину, которому Сташков отдавал за обедом усиленную честь. Никогда не отказывался, но заботливо осведомлялся у соседей:

- Которое покрепче? Красненькое, беленькое - нам все равно, только бы поздоровее было.

Программу «представителя крестьянства» удовлетворяли как могли - и качеством, и количеством. К концу обеда Сташков, и без того не бледный, налившимся, благодушно-довольным лицом оправдывал репутацию «красного» делегата».

Развитие зверушки шло крещендо и достигло кульминации в день отъезда. Решив напоследок укушаться на неделю вперед, трудящийся не только выпил все спиртное за столом, но и потребовал «шкалик» себе в номер. Услужливый немецкий лейтенант Мюллер, прекрасно знавший русский язык, удовлетворил запросы «герра Сташкова» полностью:

«В отведенной ему комнате «представителя русского революционного крестьянства» снабдили таким основательным «шкаликом», что он быстро утратил вертикальную позицию. Литровая бутылка пунша свалила с ног и его.

Подписывают заготовленные пять экземпляров соглашения, а одного из «полномочных» нет. Лыка не вяжет… Так и остался первый из договоров без скрепы того, кто «представлял» в единственном числе сто с лишком миллионов российского крестьянства.

Хуже было, когда наступил час отъезда делегации, для которой уже был подан обратный экстренный поезд. Расталкивают Сташкова, а он - на дыбы. «Полномочно» опрокинул вслед за бутылкой мюллеровского пунша все основные принципы «мира без аннексий и контрибуций». Взял с немцев контрибуцию «шкаликом» и решил аннексировать для своего постоянного жительства свою комнату в цитадели.

- Домой?… Не желаю домой!… Мне и здесь хорошо… Никуда я не поеду!

Германские офицеры, сдерживая смех, придают приличный оттенок выбытию Сташкова из строя «борьбы за мир»:

- Болен господин делегат? Ах, как жаль! Но мы сейчас устроим. Сию минуту будет вызван санитарный автомобиль.

От санитарного автомобиля товарищи отказываются, и пошатнувшаяся позиция «трудового крестьянства» восстанавливается всеми мерами - от холодной воды до строжайших указаний на «партийную дисциплину».

Наконец его уговорили и возложили на принесенные-таки немецкими санитарами носилки. Сташков благополучно отбыл вместе с другими…»

Во время переговоров и обедов за столом с животными сидел принц Леопольд, генерал Гофман, зверушек рассматривали. Кто на «трудящегося» смотрел, кто на Биценко. С одной стороны, прикольно, конечно, а с другой стороны, на горизонте показалась Трудность. С КЕМ немцы договор-то заключают? ГДЕ РУССКИЕ?

Не буду живописать душераздирающие сцены самих переговоров. Достаточно сказать, что первым делом советская делегация попала в железнодорожную аварию, Каменев сказал, что едет судить немцев революционным судом, а официальный переводчик советской делегации оказался заикой. Далее со всеми остановками. Вплоть до организации немцами посещения «восточными профилями» дорогого борделя, спекуляции будильниками энд бюстгальтерами и выпрашивания Троцким немецких марок для сынишки. (Бедный немец сначала не понял и покраснел до корней волос: Марки? Уплачено же, по шпионской линии. Чего он хочет, я же боевой офицер. Это потеря чести.

А Троцкий, видя замешательство собеседника, подобострастно уточнил:

- Герр офицер, вы не так поняли, я НЕ ТЕ марки, я почтовые, для сынишки. Сынишка собирает.

Офицер от такой цыганской наивности расхохотался. Из Берлина привезлицелый пакет, сын Троцкого хвастался в

училище перед одноклассниками папкиным гостинцем).

Скажу о Скалоне. В делегации был штат военных консультантов, куда, кроме Фокке, входили еще несколько офицеров. Формальным старшиной военспецов был контр-адмирал Альтфатер, но это кадровый сотрудник Интеллидженс Сервис и фактически большевик, органично использующий большевистскую фразеологию: «Товарищи, красный Питер в опасности!»

(Впрочем, через год он не выдержит подлой роли и, потрясенный трагедией Щастного, умрет 35-летним от разрыва сердца. Хотя… Сами понимаете…) Реально руководителем группы из нескольких русских офицеров в чинах от капитана до полковника был генерал-квартирмейстер Ставки генерал-майор Скалон. Он приехал на переговоры позже, во второй фазе, и практически сразу же застрелился. В первый же день. «Здравствуйте - Гутен таг». Полчаса переговоров для приличия, потом Скалон спокойно выходит, чтобы принести топографическую карту, и выстрел перед зеркалом. Пуля пробила череп навылет, но, по стечению обстоятельств, некоторое время Скалон оставался жив. На выстрел первым прибежал лейтенант Мюллер, еще недавно хохотавший над пьяным русским петрушкой Сташковым. Фокке, памятуя, что Иоффе «врач», бросился к нему за помощью:

- Адольф Абрамович! Генерал истекает кровью. Срочно требуется ваша помощь. Сделайте хоть что-нибудь.

Шарлатан посерел от ужаса:

- Какая же моя помощь?

- Но ведь вы же доктор, врач!… Помогите!

Минутная смена выражений лица, и, наконец, Иоффе находит образ скучающего интеллектуала:

- Ну, голубчик, как бы это вам сказать. Я действительно врач. Но в настоящий момент - не практикующий.