Журнал Русская жизнь - Сокровенный человек (апрель 2007)

В Советском Союзе рабочие официально считались привилегированной социальной группой. Гегемоны, хозяева жизни.

Доходы советских рабочих, по крайней мере к 1970-м годам, превышали заработки служащих и большей части интеллигенции, лишь немногим уступая доходам управленцев. Зарплата существенно разнилась по отраслям, но по крайней мере квалифицированные рабочие в тяжелой промышленности и сырьевом секторе (и особенно в "оборонке") зарабатывали довольно много. Внешне советское правительство действовало под лозунгом "все для рабочих", однако в действительности картина была сложнее.

Фильм Марлена Хуциева и Феликса Миронера "Весна на Заречной улице", снятый в 1956 году, рассказывает о молодой учительнице русского языка и литературы Татьяне, приехавшей преподавать в вечерней школе в рабочем городке. В нее влюбляется рабочий доменного цеха Саша. Однако Саша не уверен, вправе ли он рассчитывать на взаимность. Ему кажется, что его образованная избранница не может полюбить простого рабочего. "Замараться боишься?" - гневно спрашивает он в сцене решающего объяснения. Сашу терзают социальные комплексы, он необразован, не понимает и не разделяет интеллигентских интересов и тихо выходит из комнаты, когда Татьяна слушает по радио концерт Рахманинова. Старший товарищ Саши инженер Крушенков рассказывает ему, что и сам когда-то был рабочим, но выучился, закончил институт и теперь стал образованным человеком (правда, перестав при этом быть рабочим). Мораль фильма в том, что преодоление социальных границ возможно, ведь Татьяне на самом деле нравится Саша, да и Крушенков ухаживает за простой рабочей девушкой.

Фильм "Большая перемена" снят 15 годами позже практически на тот же сюжет. Однако здесь акценты расставлены по-другому. Учитель истории в рабочей школе Нестор Петрович любит интеллигентную Полину, не обращая ни малейшего внимания на ухаживания своей ученицы, простоватой Нелли. Полина, в свою очередь, напрочь игнорирует друга детства, рабочего Ваню Федоскина. Равенство равенством, однако же всякий сверчок должен знать свой шесток.

Советская культурная политика по привычке сохраняла миссионерский импульс, заложенный в русской интеллигентской традиции. Идеализированный рабочий, "человек труда", был возведен на своего рода социальный пьедестал. Но этого же героя требовалось просвещать, образовывать, развивать - в общем, всячески вытравливать из него ту самую "рабочесть". Показательно, что учителя в совет- ских школах пугали детей возможностью попасть в ПТУ, что в дальнейшем с высокой вероятностью влекло за собой зачисление в ряды рабочего класса. И это вовсе не считалось венцом карьеры. Интеллигенция и рабочие чем дальше, тем больше расходились в разные стороны. И сблизило их только крушение советской власти. Но еще не сроднило.

Обещанное на сломе СССР изобилие обернулось всеобщим кошмаром. 1990-е принесли крах производства, бессильного перед безжалостным "рынком". Пролетарии, наряду с бюд жетниками, оказались самыми пострадавшими. Рабочие переходили на натуральное хозяйство, многие спивались и деградировали. Молодые люди, оставшись без какихлибо профессиональных перспектив, были вынуждены искать другие сферы занятости - проще говоря, уходили бандитствовать.

Но почему, потеряв столь многое, рабочий класс не смог противопоставить "реформам" никакого внятного коллективного протеста? Причин тому несколько.

Советское государство, предоставив пролетариату сносные условия жизни, одновременно ликвидировало традиции независимого рабочего движения. Профсоюзы превратились из инструмента трудовой защиты в бюрократическую нашлепку, резиновую печать, штампующую путевки на черноморские курорты. Оставшись без попечения патерналистского государства, эрзац-профсоюзы оказались ни на что не способны. Да и как можно было им действовать? Советский директорат, спешно приватизировавший предприятия, в большинстве своем пользовался неразберихой и банально расхищал все, что плохо лежало, жалуясь при этом на проклятых чиновников. Рабочие же не привыкли идти против заводского начальника и ограничивались руганью в адрес "режима", лишь в редких случаях решаясь на протест против своих непосредственных боссов.

Ну а интеллигенция, которая издавна поднимала рабочий класс на битву с капиталом, сама стала нуждаться в том, чтоб ее кто-нибудь поднял. Она либо впала в полное ничтожество, влача нищенское существование в полуразрушенных постсоветских структурах, либо, сытая, румяная, пристроилась подле новых хозяев. Интересно, что именно в это время опальным становится само слово "интеллигенция", его произносят стыдясь, с неизменным презрением, причем делают это сами интеллигенты, отныне предпочитающие называться интеллектуалами. Новые интеллектуалы на человека труда плюнули с высокой фабричной тру- бы, уже без всякой оглядки на героев "Весны на Заречной улице" и "Большой перемены". Рабочие остались одни.

К тому же замечено, что в период экономических кризисов протестное движение не нарастает, а, наоборот, сходит на нет. Когда нечего есть - не до протестов, тут уж "только бы выжить". И напротив, экономический бум влечет за собой оживление, надежды и, как следствие, большую социальную активность.

Именно нынешний денежный дождь, пусть и связанный с нефтью, дал рабочему движению шанс. В Россию явился западный собственник, да и старые советские предприятия, попавшие в руки отечественных заводчиков, понемногу преодолевают кризис. В то же время на рынке труда очевидна нехватка квалифицированных кадров. Система профессионального образования по сути разрушена, опытные советские рабочие потеряли квалификацию, вышли на пенсию, умерли. Экономика растет, только рук не хватает. А значит, рабочие могут выдвигать свои требования капиталисту.

Нет ничего удивительного и в том, что в последние годы появляется все больше независимых профсоюзов. Подавляющее большинство их не входит в официозную, намертво забюрократизированную ФНПР. Новые профсоюзы действуют самостоятельно. Во главе их часто люди молодые и, к счастью, без опыта советского "активизма" - вроде лидера фордовского профсоюза сварщика Алексея Этманова.

Прогноз очевиден: если экономический рост продолжится, вслед за ним будет расти и рабочий протест. Формируя привычку к коллективному действию и солидарности, профсоюзы будут работать на благо и общества в целом. Для России, страдающей от отсутствия механизмов сопротивления всяческим мерзостям, забастовать будет вовсе не лишним. И, быть может, тогда даже интеллигенция наша, до сих пор лежащая в руинах, воспрянет. Благодаря недовольным рабочим.