Журнал Русская жизнь - Бедность (февраль 2008)

Да, в семье Гуляевых когда-то было семь человек - Михаил с Еленой и пятеро их детей. Но, начиная с 2001 года, с того времени, когда Михаил принял принципиальное решение больше не позволять себя эксплуатировать, с периодичностью раз в год государство отнимало у них по ребенку. Причем, как уверяет Михаил, причиной тому был не алкоголизм («Пью я умеренно, жена меньше умеренного, да и не на что сейчас потреблять») или насилие («Мы люди верующие, я даже с мужиками редко дерусь»), а «неспособность родителей обеспечить детям достойную жизнь». Примерно так было написано в постановлении суда, и Михаил аккуратно выписал эти слова на тетрадный, в клетку, листок.

«Вот же шакалы! Приходили к нам в квартиру, в кастрюли залазили, смотрели, чем мы питаемся, у детей трусы проверяли, чистые ли. А мы не Абрамович, чтобы трусы каждый день стирать!» - при упоминании о детях Михаил оживляется, как и жена, которая на время даже отключает звук у боевика с Дольфом Лундгреном, который она смотрит на DVD. - «И нет бы все по-честному! А то как я уйду на улицу, так приходят социальные работники и говорят, что вот сыночка вашего по путевке в санаторий отправить хотим. Лена человек честный и доверчивый, ну и отдавала детей, с вещами даже. А тех и след простывал». В итоге четверо детей оказались в детдоме невдалеке от общежития, на Верхних Полях в Люблино. А один ребенок - по опекунству у бабушки, мамы Елены. Хотя социальные работники запрещают отцу и матери общаться с ним, Михаил иногда приносит в дом ребенку яблок. «Огород копать его весной возьмем!» - как-то мечтательно произносит Михаил.

По закону Гуляевы должны отчислять на содержание детей в детдоме 50 % своей зарплаты. Но ни Михаил, ни Елена официально нигде не работают, и тогда к ним применили более щадящий режим компенсации затрат на содержание их потомства - по 1 тыс. рублей на каждого ребенка в месяц. «Вот и набежало уже по 250 тыс. рублей долга, то есть полмиллиона на двоих. Какой-то судебный чиновник приходит к нам раз в месяц, чтобы описать имущество за долги. Но мы прячем DVD с телевизором, а большего у нас описывать нечего», - Михаил обводит рукой комнату. Взять, кроме этой электроники, действительно нечего: на полу разложен матрас, на грубо сколоченном из досок столе - алюминиевая кастрюля, две тарелки и чашки, ношеные ботинки, короб и стулья. В коробе, заполненном наполовину, лежит какая-то одежда. Еще в 19-метровой комнате есть полочка, и на ней - больше десятка картонных икон (самая большая - размером с лист А-4 - Николай Чудотворец). Михаил сообщил, что они с Еленой верующие. И животных с растениями тоже любят: в коробе на одежде спит кот, а на подоконнике готовится зацвести герань.

Тем временем Дольф Лундгрен снес последнему отрицательному герою голову, и провожать меня в коридор вместе с Михаилом вышла и освободившаяся от просмотра боевика Елена. Семья Гуляевых ведет меня по общежитию и обстоятельно показывает бытовые условия. Этажи здания разделены на две части. На каждой половине - по 16 комнат, и на эти 16 комнат приходятся общие кухня (три четырехконфорочные плиты), душ (из двух кабин) и туалет - с 4 раковинами и 3 отхожими местами. «Всем всего хватает, никто не толкается, мышей и тараканов регулярно травят», - докладывает Михаил. «Только бы квартплату поменьше, а то за комнату с электричеством выходит по 1400 рублей в месяц», - жалуется Елена. Гуляевы, впрочем, и эти деньги платят нерегулярно, понимая, что дальше их выселять некуда.

По всему выходит, что жизнью в Капотне Гуляевы если уж и не довольны, то не особенно против нее возражают. Тем более что гуманное московское правительство оставило их проживать в Москве, а не выкинуло куда-то в Подмосковье. А вариант отправиться километров за 70-80 от столицы у Гуляевых был. Бизнесмены (риэлторы) брались решить их проблему - заплатить за них коммунальный долг, приватизировать на свои деньги жилье, подыскать им вариант с той же двушкой, но уже в новом доме в Дмитрове или Клину. «Когда я подсчитал, насколько они нас обмануть хотят, а выходило тридцать тысяч долларов минимум, то отказался от этих риэлторов. Да и в какой-то Клин ехать. Я с рождения москвич!» - гордо заявляет Михаил.

Поднимаюсь с третьего этажа на четвертый. Где-то в самом торце, как рассказали мне, живет 58-летний Николай Блохин, тоже выселенный сюда за коммунальные долги. Но соседка Блохина Аня («по отчеству не привыкла, хоть и шестой десяток пошел»), говорит: «Коля плохо слышит, да и, скорее всего, пьяный спит, потому стучать в его дверь бессмысленно. Да и вообще его третий день не видно, может, в торговом комплексе „Москва“, что в Люблино, заночевал - он так часто делает.»

В коридоре стоит пианино, и женщина по имени Галина, обитательница общежития, играет «Ламбаду». Вокруг пианино приплясывают дети, кто-то подпевает, только один мальчик на трехколесном велосипеде не пляшет. «Да он и не разговаривает даже», - поясняет Галина. О коммунальных должниках, переселенных к ней в общежитие, отзывается с брезгливой гримасой: «А, дармоеды… Я вот двадцать лет вкалываю, и ни у кого в долг никогда не брала! А они, значит, не плати за квартиру. А что в итоге? Они жируй, а мне на их долги могли бы квартиру дать. А не дали. Вон, там они! Рядом с кухней!»

Елена Зотова, за коммунальный долг в 38 тысяч 700 рублей выселенная сюда из двухкомнатной квартиры на Рязанском проспекте, не лучше отзывается о соседке Галине: «Шланги от стиральной машины мне повыдергивала. А на душевые кабины повесила замок, и всем ключи от него дала, кроме нас, переселенцев. Мы ей как кость в горле!»

У Зотовой на троих - она, муж, 6-летний сын - всего 12 кв.м, в отличие от гуляевских девятнадцати. Правительство Москвы обещало, что всем переселенцам положены их законные 6 кв. м на человека, а тут вроде бы обещания не сдержало. «Это потому что я пока тут не прописана. И не буду прописываться, пусть обратно квартиру отдают!», - объясняет Елена. Год назад ей дали три дня для ликвидации задолженности, она собрала деньги только через пять дней, и ей объяснил судебный исполнитель, что уже ничего исправить нельзя. Недавно она сходила посмотреть, что стало с ее бывшей квартирой, и оказалось, что власти уже продали жилье с аукциона азербайджанцам. «В мою квартиру уже не вселят, так жалко: чешская стенка там стояла - я ее сюда не взяла, некуда, а когда на кухне сидишь, слышишь как дерево скрипит. Но и здесь, в Капотне, деревьев хватает!» - раздражение от воспоминания о прошлом куда-то неожиданно уходит. Елене тоже сказали, что она может весной брать огород под окнами, и она тоже уверяет, что здесь похоже на курорт: «На Рязанском проспекте одни машины и гарь. А тут река: мы прошлым летом часто ходили туда на шашлыки». Нефтеперерабатывающий завод ей не мешает, говорит, что выхлопами дышать привыкла, а вот таких рощиц давно в Москве не видела.