Журнал Русская жизнь - Понаехавшие (апрель 2008)

Филология, как водится, шла рука об руку с чудовищным и каким-то даже дидактическим пьянством. Как раз наступила эпоха известного спирта с идиотским престольным названием. Круглосуточный ларек напротив ДСВ тоже носил вполне торжественное имя - «Перспектива». Много и не вовремя пили и от нечего делать, слушать и закусывать - пели. Еды на столах я не припоминаю вообще, хотя, впрочем, будущий главный русский кулинарный критик А. А. Зимин уже в те времена предпринимал робкие попытки запуска своего гастрономического шапито под предположительным названием «Кухня общежития», изготавливая салат «Зимний», который складывался из дряхлого лука, помоечной картошки и якобы растительного масла и пользовался грандиозным успехом. Вообще, на еду (как, впрочем, и на одежду) здесь никто не обращал внимания. Афоризм будущего преподавателя МГУ В. Л. Коровина, однажды в приказном порядке изгнанного из ДСВ за выбрасывание из окон двенадцатого этажа железных коек, гласил: «Давайте поскорее съедим всю закуску, чтобы потом можно было пить не отвлекаясь».

Гости и постояльцы, которых уже трудно было различить, весело скитались с пластиковыми канистрами в вечных поисках разливного пива, которое водилось на улицах Строителей, Коштоянца и Кравченко. (Собственно, на Кравченко было даже два ларька - в том, что подальше, на пересечении с Ленинским, пиво было получше и подороже.) Однажды канистр и банок под рукой не оказалось, тогда пришлось отправляться в поход с тазиком для белья, взяли пива, принесли и вылакали его, стоя на четвереньках. Вообще, нечто подобное ДСВешным хроникам недурно описано в мемуарах Романа Неумоева: «Пили молча, безо всяких эмоций, смеяться не могли, говорить было не о чем, но всех пронизывало какое-то доставляющее мрачное удовлетворение чувство безысходного единства и сознание своей правоты».

На минус первом этаже находился так называемый «инженерник» - техническая подсобка с разнообразным концертным оборудованием. Концерты, в самом деле, случались - в диапазоне от «Аквариума» до «Чердака офицера». Однако куда более значительные представления устраивались непосредственно в «инженернике», где всем заправлял общий знакомый. Кто-нибудь непременно повисал на гигантских колонках, и силой звука каких-нибудь Jethro Tull его отбрасывало чуть не в другой конец комнаты. Однажды мы во всю мощь этих колонок прослушали целый альбом весьма передовой по меркам 92-го года Диаманды Галас. Ее кассету, помнится, приволок один из самых знаменитых обитателей ДСВ, у которого в записной книжке был телефон академика Сахарова, за душой - бездны, а в творческой биографии - неоконченный роман «Эпилятор», картина «Владимир Ильич Ленин в душе, вид снизу» и многое другое.

Колонки постепенно пропили.

Компании из ДСВ, в общем, не тянули на звание ни тусовки, ни тем паче богемы. Это было несколько иное образование. Богема предполагает творческие амбиции, болезненную яркость, свойскую идеологию, разнообразие увеселений, элементарную фешенебельность, наконец, - ничего такого в ДСВ с его вынужденной соборностью и некоторой скованностью движений и помыслов, скорее всего, не было. И тем не менее там присутствовала некая, что ли, насущность. Потому что все-таки это был в первую очередь дом. И отчаянная беспредметность круглосуточных чудачеств была оправдана ощущением нелепого, временного, никуда не годного, но все же жилища. Крыша над головой была в конечном итоге пафосом, идеологией и прощением всему - и постояльцам в собачьих ошейниках, и самому оглушительному в мире исполнению All along the watchtower на кафельном полу ночной кухни, и тесному лифту-каземату, тяжело ползущему от этажа к этажу (однажды в нем перевозили умершего накануне ночью студента-философа; лифт был маленький, и труп пришлось везти стоймя - к вящему ужасу заходящих на каждом этаже первокурсниц. Один из перевозчиков-добровольцев, кстати, имел при этом кличку Суицид, которая впоследствии сменилась на прозвище Добрейший).

На днях я проезжал мимо ДСВ - впервые за черт знает сколько лет. Башня мышиного цвета сегодня теряется за новой постройкой - тридцать свежеотстроенных этажей легко затмевают исторические двадцать два. Ларька «Перспектива», разумеется, давно уже нет. О былом времени напоминает только трава - живая и жухлая, она стелется возле здания на манер истоптанного ковра, ровно как и пятнадцать лет назад. У бюро пропусков висит объявление «За нарушение правил оформления и пребывания гостей в корпусе запретить пользование компьютерным классом ДСВ студенту Ян Чан Чжу». Внутрь меня, разумеется, не пустили. Я потоптался немного вокруг, посмотрел на висящий на стене серый телефон, явно помнящий те еще крики. И отчетливо вспомнил, как однажды звукач того самого «инженерника» (звали его, кстати, Юрий Сидоров, чего уж там) проснулся в комнате с полным набором похмельных драм и таким же полным отсутствием денег, а также идей их обретения. Вдруг в дверь заколотили. Сидоров из последних сил поинтересовался, кто. Оказалось, один болван, успевший преизрядно всех утомить за прошлые сутки. «А деньги у тебя есть?» - устало осведомился Ю. С. «Есть, Юра, есть, открывай!» - ликовал глупый голос за дверью. «Просунь под дверь и уходи», - резюмировал Сидоров и гордо перевернулся на другой бок.

Если когда-нибудь ДСВ обзаведется мемориальной доской, на ней непременно нужно выбить эту фразу.

Из чего выросла национальная идея

Принесла нелегкая, приехали голубчики, с чем вас и поздравляю, - бормотал волосатый тавр, расплываясь в радужной улыбке, пиная с большим удовольствием босой ногой распростертые на песочке холодного Черного моря тела. Иностранцы, по всему видно, - тела были гладкие, на соотечественников не похожие, другие, импортные, прибывшие издалека, промытые водой, в которой они пробултыхались довольно долгое время после кораблекрушения, заставшее греческий корабль у берегов Тавриды. Принадлежали они Оресту и Пиладу, двум спартанским авантюристам, наделавшим много шума в своем отечестве, а потом отправившимся к берегам бывшего Советского Союза по повелению патрона, Аполлона, за неким деревянным кумиром, весьма условно изображавшим его, Аполлона, сестру Артемиду. Наши с вами далекие предки этому кумиру поклонялись за неимением ничего лучшего. Прибыл кумир в Тавриду давно и смутно, вроде как по воздуху, вместе с девой, приставленной этот кумир обслуживать. Обслуживание состояло в том, что деревянному идолу приносилось все лучшее: то есть все иностранцы, прибывавшие в Тавриду. Поэтому была понятна радость волосатого тавра и его соплеменников, обнаруживших на берегу таких аппетитных голых греков.