Журнал Русская жизнь - Земство (апрель 2008)

- Конечно, и такое было - особенно в глухие 80-е, когда беспрерывные «наезды» на земство повыбивали оттуда много хороших, самоотверженных людей. Но все же и тогда, и позже, до самого конца земское дело стояло на энтузиазме идеалистов и просветителей. И врачи в основном вели себя, как юный врач Булгаков, а не как ошалевший чиновник - хотя было от чего ошалеть.

Сохранилось письмо одного такого врача - нотариально заверенный документ. Молодой человек окончил медицинский факультет Московского университета, получил в городе богатую практику, мог, как цивилизованный немецкий врач, принимать до шести, потом идти домой, в театр, в гости - и какое-то время вел примерно такой образ жизни. Потом все бросил и ушел в земские врачи - смотри выше. Главное не в подробном описании новой своей жизни, это мы себе представляем. Для меня главное в двух фразах: «Ну, старина, наконец-то я счастлив. Наконец-то я чувствую, что моя жизнь наполнена».

У Чехова есть замечательный рассказ «Жена». Главный герой, инженер-путеец, богатый помещик, человек очень рациональный. Он пытается помочь земству, но постоянно недоволен бестолковщиной, которая вокруг него происходит, он следит за каждой копейкой, чтобы она была потрачена по назначению. У него со склада умирающие от голода крестьяне утащили несколько мешков - он заводит уголовное дело. Одна беда - его никто не любит. Жену свою он считает дурочкой, чрезмерно восторженной, слишком не-расчетливой в стремлении помочь всем и каждому; ее легко обмануть - и обманывают; но почему-то при этом выбирают в комитет помощи голодающим. Человек страдает, они с женой расстаются; потом в нем происходит переворот; он возвращается и говорит жене: вот тебе все наше состояние, делай с ним что хочешь. Начинается вакханалия благотворительности. А главное знаете что? - Он теперь счастлив.

История российского земства - очень трогательная история. Как многие реальные трогательные истории, она плохо кончилась. Но все равно, мне кажется, мы с тех пор много потеряли…

- Почему же они, такие прекрасные, остались в одиночестве, как пишет об этом Успенский? Ну хорошо, чиновники - известные враги хороших людей, а куда делась прогрессивная общественность, постоянные читатели «Отечественных записок»? Почему ими перестали интересоваться литература и журналистика?

- Фокус общественного внимания сместился резко влево. То есть сначала власти сыграли резко вправо - и получили ответную реакцию общества.

Когда консервативное большинство очнулось от первоначальной растерянности, выяснилось, что земство идеалистов и энтузиастов никому особенно не нужно. Чиновники постарались спихнуть на него некоторые неприятные свои обязанности: содержание мест заключения, присутствий по крестьянским делам, мировых и уездных посредников и так далее - прежде было обязанностью местного начальства. Но это вовсе не означало, что за все прочее стоило браться с таким рвением и действовать по-своему, хотя бы в рамках своих полномочий принимая самостоятельные решения. Бюрократ априори не любил альтернативную ему структуру управления (самоуправления).

Помещикам внесословное самоуправление вообще казалось нонсенсом - у них было свое, дворянское, и этого должно быть вполне достаточно. Наиболее консервативные из них пытались добиться уничтожения земства; когда не вышло, они стали постепенно выдавливать из земских управ энтузиастов и прогрессистов, занимая их места. Идеология консервативной партии (политических партий в прямом смысле слова еще не было) состояла в том, что крестьяне нуждаются скорее в присмотре, чем в грамотности; что грамота - это неплохо, однако надо очень внимательно следить за самим духом уроков (от этих разночинцев только и приходится ждать революционных призывов). Крестьяне тоже не слишком стремились к свету знаний, тем более, что вскоре убедились: часто как овладеет смышленый крестьянский мальчик азами арифметики - так и ударится в ростовщичество.

Реакция уездных и губернских чиновников становилась все неприязненней. Закон о земстве постоянно обрастал ограничительными уточнениями и прямыми запретами, ставящими новую структуру в зависимость от местной администрации. Чем радикальней становились общественные настроения, тем подозрительней относились чиновники к земцам; в ответ общественные настроения становились еще более радикальными. После убийства Александра Второго давление становится небывало жестким. Губернаторы в любой момент могли подать прошение о введении чрезвычайного положения на территории губернии, им практически никогда в такой просьбе не отказывали. На огромных территориях переставали действовать законы империи, хоть в чем-то охранявшие права человека. Губернаторы теперь могли без всякого суда и следствия закрывать учебные заведения, торговые предприятия, вообще без всяких объяснений административно высылать неугодных в Сибирь на срок до пяти лет. Неугодными чаще всего оказывались интеллигенты. Достаточно было доноса, вроде: «Фельдшер Петров ходил по деревне в красной рубахе и распевал песни революционного содержания»; «Учитель Иванов говорил детям на уроке, что Бога нет», - фельдшер и учитель отправлялись в Сибирь.

- Земство практически ликвидировали?

- Нет; но это было странное существование самоуправления в контексте самовластья.

- Почему общество не выступило в их защиту?

- Потому что все яснее становилось: необходимы серьезные политические изменения, без них усилия земцев казались обществу бессмысленными. «Дом с мезонином» Чехова: красивая, умная молодая женщина, земская учительница, без конца разучивает со своими учениками «Вороне где-то Бог послал кусочек сыра», что кажется герою полной ерундой. Вера Фигнер три года работала земской фельдшерицей, принимала роды, славилась на весь уезд легкой рукой и много позже как-то заметила: если хотя бы часть вознесенных за меня женщинами благодарственных молитв достигнет назначения, мне простятся все грехи.

- Уж она-то могла не жаловаться на бессмысленность своего существования…

- Да, но известно, что было потом… Самое горячее сочувствие - террористам и революционерам; и так шло по нарастающей. Савва Морозов дает огромные деньги на революционную печать. В поезде едет на суд отец одного из террористов, Сазонова, - в купе является делегация светских молодых людей и восторженных дам, чтобы пожать руку человеку, воспитавшему героя. Два крупных негоцианта горячо поздравляют друг друга: такое событие, Столыпина убили!

О земстве снова вспомнили в начале 90-х из-за голода 1891-1892 годов. Голод застал власти врасплох, они совершенно не были к этому готовы. Долго пытались - очень характерно! - вообще отрицать трагедию. Пресса шумела, губернаторы отписывались, царь предпочитал верить губернаторам. Когда уже деваться было некуда, пришлось признать, что население вымирает, растерялись и губернаторы. Они вполне резонно сомневались в эффективности усилий своих чиновников: воруют… Помнили, что крымский провал на львиную долю был связан с тотальным воровством.